Шрифт:
Чьи-то руки разглаживали почву вокруг безжизненных очертаний.
Незнакомцы ходили взад-вперед.
Один из них плакал.
На следующее утро бродяга собрал свои вещи и покинул дом – до приезда полицейского. До этих глаз в земле. До того, как все началось.
– Я вернулся, – дрожа, сказал он Алеку. – Я не мог оставаться один, хотелось побыть среди людей… И взять новых книг в библиотеке. Я вернулся в город и узнал, что произошло… Узнал, что они натворили.
Стол был завален голубыми бумажными полотенцами. Алек посмотрел на бродягу.
– Мой рассказ помог? – спросил тот.
Алек поинтересовался, сможет ли он опознать этих людей. Как они выглядели, какого были пола? Хоть какие-нибудь отличительные черты?
– Они… они плакали. Точнее, один из них плакал.
В остальном бродяга не мог сказать ничего конкретного, из-за чего очень расстроился.
– Помог, – ответил Алек, выдавливая улыбку. – Конечно, помог.
Скиталец просиял и кивнул, его усталые глаза заблестели.
Идти ему было некуда.
С помощью Алека он спустился по металлической лестнице.
Больше Алек его не видел.
Глава 5
В доме играла песня о конце света. Играла так громко, что слышно даже на улице. Шторы были задернуты, в камине горел огонь, настоящий огонь, озарявший комнату золотым мерцанием.
В углу кухни играл ребенок. Он соединял скрепки в цепочку, обматывал ею деревянные стулья и развешивал свои игрушки.
Алек старался, как мог, но не знал, как общаться с мальчиком.
Его жена стояла у плиты, перемешивая фарш с томатным соусом, а томатный соус – с фаршем.
Запах еды с порога ударил ему в нос. Заиграла другая песня.
– Я дома! – крикнул Алек, но никто его не встретил: супруга все еще занималась приготовлением ужина, а сын… Сын не отрывался от своих скрепок. Проходя мимо Саймона, Алек взъерошил ему волосы, и мальчишка недовольно заворчал.
– Как прошел день? – не оборачиваясь, спросила Элизабет.
Он обнял жену за талию, но она отстранилась.
– Не отвлекай, пока я готовлю.
– День прошел отлично, – соврал Алек и снова потянулся обнять ее.
Элизабет сунула деревянную ложку ему в руки:
– Сам теперь мешай.
– Так стыдно, что я задержался. Извини.
И снова ложь – вовсе ему не было стыдно.
– Ничего страшного, – соврала в ответ супруга, снимая с плиты кипящие спагетти.
– Все из-за этого нового дела… Ты не представляешь, с чем мы столкнулись.
Играла музыка, ребенок все возился в углу. Элизабет молчала.
– Говорю, ты не представляешь, с чем мы столкнулись.
– Я тебя слышала.
– Ты явно не в духе. В чем дело?
– Ты явно не в духе, – повторила она, передразнивая его голос.
– Ну замечательно.
– Ну замечательно. – Элизабет забрала у него ложку и продолжила мешать, пробовать, готовить. Уголки ее губ приподнялись, и Алек тоже улыбнулся.
– Ты просто все за мной повторяешь.
– Ты просто все за мной повторяешь.
– Не знаю, чем провинился Алек Николс, но ему очень жаль.
– Не знаю, чем провинился Алек Николс, бла-бла-бла.
Услышав это, мальчик рассмеялся, и улыбка Алека, как ни странно, стала шире.
Он нежно коснулся руки Элизабет. Она раздраженно обернулась.
– Кажется, Алек Николс не понимает, как сильно ему повезло.
Эту фразу она повторять не стала, а лишь нахмурилась в ответ.
– Давай… давай сначала поужинаем, а потом поговорим. Когда я его уложу.
Через пару секунд Алек подошел к семилетнему сыну, поднял его и попросил убрать все игрушки.
Затем, пока жена накрывала на стол, он вернулся в прихожую и снял пальто. На рукавах еще оставался снег – наверное, попал и на Элизабет, когда он ее обнимал.
Как же он устал. Алек потер глаза, чувствуя, как к вискам поступает головная боль.
А что, если…
Хватит, надо остановиться.
Алек стоял перед домом, весь покрытый грязью. Внутри не горел огонь, не играла музыка и не готовился ужин.
Там было пусто. Теперь это другой дом, в совсем другом месте и времени. Саймон по-прежнему с ним, но сегодня ушел в поход с другом. Парню восемнадцать, он давно уже не развешивает игрушки на скрепках. Скоро окончит школу. Несмотря на беспокойство Алека, Саймон не боялся плавать в море, его не пугали приливные течения. Чаще всего он сидел дома, читал или играл в компьютерные игры. Они часто проводили вечера вместе – молча, потому что ни отец, ни сын не знали, что их ждет в будущем. Кем Саймон хотел стать? Сначала, что удивительно, думал пойти в полицейские. Потом задумался о карьере врача – или ветеринара, если недотянет. Но действительно ли одно сложнее другого? Скорее всего. Наверняка спасти жизнь человека труднее, чем жизнь собаки?