Глаза Мамая сверкнули желтым огнем, он крикнул:

– Не бывать тому! Этот пес!..
– и забормотал, забормотал...

Сквозь его бормотание все же можно было различить ругательства и проклятия, предназначенные Тохтамышу. Мансур, беки и темники кивали в знак одобрения тех проклятий. Все они, как и Мамай, ненавидели Тохтамыша. Тохтамыш был потомок Чингисхана. Его притязания на золотоордынский престол были обоснованны. К тому же он был силен. Пожалуй, он был единственно серьезный соперник Мамая, способный, как и Мамай, зауздать Золотую Орду. Потому он и вызывал у Мамая лишь одно чувство - ненависти.

Когда бормотание кончилось, Мамай спросил:

– Скоро ль Тохтамыш выйдет из Сыгнака1 на Сарай?

Вестник ответил:

– Когда я выехал из Сыгнака, под этим градом уже расположились тумены из улусов Синей Орды, готовые к большому походу на Сарай. И поход был уже объявлен.

– Ступай.

Оборванный вестник, кланяясь, упятился и скрылся за пологом.

Мамай сказал, имея в виду Тохтамыша:

– Зарится на Сарай! Ишь, пес!

– Пес, - отозвалось на устах некоторых советников.

– Проверь и перепроверь этого человека, - обратился Мамай к начальнику разведки.
– Не Тохтамышев ли он соглядатай? Если прислужник Тохтамыша - поступи с ним как с тварью. А наш - щедро одари и пошли в Сыгнак вновь.

Пока Мамай отдавал новые приказания, Мансур внимал отцу с обожанием. Еще перед выходом из Солхата отец объявил всем, что своим калгой (преемником) назначил его, Мансура, старшего сына. Кажется, все восприняли решение Мамая с одобрением, а, может быть, и тайным облегчением. Ведь Мансур, по матери, чингисид - мать его была дочерью хана Бердибека. Что-нибудь случись с отцом в походе - никто, даже беи Ширины, не воспротивятся, когда Мансур сядет на престол.

И все же, как поступит Мамай, узнав, что Тохтамыш вышел из Синей Орды на Сарай? Приостановит движение на Русь? Повернет тумены на Сарай, чтобы опередить Тохтамыша? Но если Мансур смотрел на Мамая с обожанием, то другие советники - с напряженным вниманием. Идти на Сарай - потерять союзников Ягайла и Олега. Рухнут мечты о богатой добыче, ждавшей их на Руси. Надо было двигаться только на Русь, на Москву: она - ключ и к Сараю.

Мамай задумался, опустив ресницы. Поднял их - в глазах растерянность. Редко кому удавалось видеть растерянным Мамая. Поняли: весть о Тохтамыше сильно смутила его, сбивала с толку, ломала все великие помыслы.

Мамай понимал: остановись - растерянность овладеет всем войском. Только движение по ранее избранному пути сохранит боевой дух войска. Стукнул обоими кулаками по подлокотникам трона:

– На Русь!
– выкрикнул.

Все вдруг облегченно вздохнули и вышли из шатра бодро, весело. Остался лишь, по знаку Мамая, Мансур.

Стащив с ног сафьяновые сапоги, Мамай с наслаждением прошелся босыми ногами по ковру. Вдруг повернул к сыну большую угловатую голову.

– Сядь на трон...

Мансур сел, почувствовав себя неуютно, пожалуй, одиноко, на широком троне. Колени держал соединенно, с напрягом.

– Ты - калга, привыкай к трону, - озабоченно проговорил Мамай. Неровен час: убьют меня, а ты должен к тому часу все уметь. Сиди свободно, коленки-то расслабь, ты сейчас - хозяин трона, а не кто-нибудь. Вот-вот...

Мансур расслабился - и ему стало покойнее. Отец продолжал разминатъ ноги. Он был какой-то весь-весь свой, семейный, теплый. Доверительно говорил, заботливо и спокойно. Почесывал рукой в тощей бороденке. Останавливаясь, почесывал одной ногой о другую. Немного и покрякивал, будто что-то поднимал тяжелое.

Заметив, что Мансур хочет встать с трона, Мамай пре-дупредительно простер к нему обе руки:

– Сиди, сиди... Тебе так идет трон! (Склонил голову набок, с умилением смотрел на сына.) Ты мне напоминаешь твоего деда, великого хана Бердибека. Есть в тебе какая-то царственность. А, знаешь, сынок? (Лицо Мамая вдруг озарилось). Знаешь - я тебя ещё при моей жизни сделаю великим ханом! Повергну Дмитрея Московского, принужу русских князей платить мне дань, достойную моей власти и силы, укреплюсь в Сарае, усмирю Тохтамыша и посажу тебя! Зачем мне трон на старости? Для чего? Лучше я буду твоим советником и радоваться на тебя... В тебе две крови: и наша, кият, и чингисидова...

Мансур любил отца. Тронутый его великодушием, его готовностью отдать ему трон, он сполз на ковер и на коленках пробежал к отцу. Припал устами к стопам его голым. В это время полог колыхнулся. Вошел начальник охраны. Мамай сел на трон - желтые зраки смотрели на вошедшего ласково. Тот сказал, что пришла помога.

– Кто, откуда?
– спросил Мамай.

– Фрязи1 из Крыма...

Сквозь оскаленные зубы Мамай набрал воздуху, надул щеки и медленно, с удовольствием, выпустил его. Отряд фрязей, нанятый им за деньги в генуэзских городах-колониях, в Крыму, - это тяжеловооруженная, прекрасно обученная пехота, которая так ему необходима в войне с московитами. Одной конницей в бою не обойтись.