— Я бы поспорил.

Очередная улыбка отозвалась трепетом у нее в животе.

— Перестань. — Натали засмеялась и тряхнула головой. — Я не поддамся твоему обаянию. Кроме того, я уже сказала, что разрешу тебе вести дурацкую машину, так что можешь не стараться так сильно.

— Жаль тебя разочаровывать, но у меня нет обаяния. — Таннер провел пальцем по ее щеке, посылая дрожь вдоль позвоночника. — И сейчас мне абсолютно плевать на дурацкую машину.

— Тогда о чем ты думаешь?

Ох, ей правда не следовало спрашивать.

Таннер долго смотрел на нее, потом вздохнул:

— Если хочешь знать, я гадаю, разрешишь ли ты поцеловать тебя, не сказав, что я похож на участника «Бэкстрит Бойз».

Он хочет ее поцеловать?

— Ой. — Натали сделала шаг назад, в горле забился страх. — Эм. Нет. — Поцелуй Таннера только усугубит сумбур в голове. — Это ужасная идея.

— Пожалуй. — Он обнял ее и коснулся губами лба над бровью, вызвав желание, которое она не могла контролировать. — Но похоже, что сегодня я склонен к риску.

Его мягкие губы переместились на ее переносицу.

— Таннер, — выдохнула Натали, едва держась на ногах, и уперлась ладонями ему в грудь. — Ты перепил вина?

Потому что он просто не может быть трезвым. Трезвый Таннер Коллинз никогда бы не подумал целовать ее.

— Натали. — Таннер снова взял ее лицо в ладони, обжигая ее взглядом. — Я не пью. Пробую, но не пью. Я полностью контролирую себя сейчас.

— Непьющий винодел? Интересно.

— Это длинная история.

— Расскажи. Это отвлечет тебя от поступков, о которых ты потом пожалеешь.

— Как-нибудь в другой раз. И кто говорит, что я буду жалеть?

— Будешь, Таннер. Мы оба будем.

— Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Ох... она хочет. Так сильно, что это ее пугает.

— Я этого не говорила. — Нет смысла врать. — Но мы только начали заново узнавать друг друга. Это все усложнит.

— Да, ты права.

Он пресек дальнейшие возражения, прижавшись к ее губам.

В тот миг, когда они соединились, Натали ожила. Ощущая пульсацию во всем теле, она прижималась к нему. Принимая его поцелуи, приветствуя их. Мозг велел ей остановиться, но тело не слушалось. Она обвила руками шею Таннера, зарылась пальцами в его волосы и потерялась в жарких ощущениях, чувствуя себя желанной, необходимой.

Таннер был нежным и ласковым, и она позволила бы ему целовать себя всю ночь, но он не стал. Вместо этого он отстранился, пару раз моргнул и опустил голову.

— Скажи что-нибудь.

Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Ладно, ты права. Это все усложняет.

Он прочистил горло и отодвинулся от нее.

— Что?

— Я не хочу, чтобы ты думала, будто я пытаюсь повлиять на твое решение закрывать винодельню или нет, ясно? Я ожидаю, что ты примешь решение, не оглядываясь на мои чувства. Это ничего не меняет.

— Конечно это ничего не меняет. — Это меняет все. Натали обуздала разбежавшиеся мысли, подождала, пока успокоится дыхание, и попыталась стереть воспоминания о его губах. — Я говорила, что это плохая идея.

Он закатил глаза и провел пятерней по волосам:

— Тебе не понравилось?

— Ой, перестань.

Она не станет отвечать на этот вопрос.

Ночь рассек громкий треск, осветив темное небо яркими искрами.

— Фейерверки.

— Наконец-то.

В его голосе слышалось облегчение.

Зная дедушку, зрелище обещало быть великолепным, но оно не сравнится с тем фейерверком, который она пережила несколько мгновений назад.

— Нам лучше вернуться, — сказала Натали. — Джени будет искать тебя.

— Джени скорее всего спит. — Он потер челюсть и искоса взглянул на Натали. — У нас все хорошо?

Натали подавила желание, прогнала мысль сказать ему, что она чувствует на самом деле, и кивнула:

— Давай просто скажем, что мы удовлетворили свое детское любопытство, и на этом остановимся.

В воздухе засвистели новые фейерверки, за которыми последовали громкие взрывы света.

— Мы что?

Она не ответила и пошла как можно быстрее обратно в безопасность толпы. Но вдруг резко остановилась. Чуть поодаль Сара о чем то-то горячо спорила с мужчиной, показавшимся Натали смутно знакомым.

— Кто это?

Таннер повернулся в ту сторону, куда она показывала.

— Не узнаю его. Погоди, кажется...

Память Натали щелкнула, и она счастливо взвизгнула.

— Это мой дядя!