– Я должна… Им будет лучше без меня… Так я их спасу. Может, они даже не заметят, что меня больше… нет…

Она перевела режим на «моските» в «смертельный». Прежде она никогда им не пользовалась. Она ведь не убийца… Да-да, она – кое-кто другая.

– Это логично. Я должна их спасти… от себя.

Полли взвела курок и уперла дуло пистолета под ключицу. Ледяной металл обжег кожу.

– Ты ведь действительно собиралась это сделать. Партридж был прав. Он всегда прав.

Из уголка глаза вытекла слеза.

– Дома больше нет, их больше нет, никого не осталось. И тебя… больше нет.

Полли вздохнула и закрыла глаза.

– Никого… нет…

В паре шагов от нее вдруг раздался мелодичный перезвон, и это произошло так внезапно, что Полли, словно позабыв, что собиралась делать, открыла глаза.

– Бубенцы?

И тут она все вспомнила.

Банк на площади Неми-Дрё. Зои Гримм. Снеговики, мешок и…

– Крампус…

Громадная кривобокая коряга, торчащая из земли за стеклянной стеной, шевельнулась и, стоило Полли моргнуть, как на том месте уже стоял сгорбленный великан в багровой шубе. На руках у него сидел вольпертингер. Крампус лениво поглаживал его по спинке когтистой лапой. Кролень грыз один из висевших на шубе бубенчиков, видимо, полагая, что это орех.

– Ну вот, малыш, ты выдал нас, – хрипло проговорил Крампус, обращаясь к своему питомцу. – А ведь еще чуть-чуть и…

– Это все ты! – потрясенно воскликнула Полли, опустив пистолет. – Твои проделки!

Крампус расхохотался, и от его смеха задрожали сосны, стряхивая снег с ветвей.

– Выпусти меня!

– Вот еще! – возмутился Крампус. – Я потратил столько сил, чтобы посадить тебя в свой снежный шар – и теперь просто так выпускать?

– Этого всего нет…– прошептала Полли в ужасе, от того, что едва не сделала. – Зои Гримм… порошок, который она швырнула мне в лицо… Моим сознанием уже манипулировали, это то же самое. Все нереально…

– Нереально? – усмехнулся Крампус.

– Это какое-то наваждение… и ты – просто наваждение. Крампуса не существует – это просто персонаж страшных сказок…

– «Наваждение»? – рыкнул Крампус, и его глаза вспыхнули с новой силой, словно у него внутри была топка, и кто-то подбросил в нее угля. – Так меня еще никто не называл.

– Что ты от меня хочешь? Что ты со мной делаешь? Наказываешь за то, что я плохо себя вела?

Крампус лениво поднял руку и с отвратительным, режущим уши скрипом провел когтями по стеклянной стене шара.

– Это без надобности, Зубная Фея, – сказал он. – Ты все делаешь за меня…

– Что?! Что я делаю?!

– Наказываешь себя.

Зубная Фея мотнула головой.

– Что за бред?

– Я чувствую, – едва слышно проронил Крампус. – Чувствую вину. И боль. Они грызут тебя изнутри.

– Это ложь!

– Ложь – это то, что ты говоришь себе, всякий раз засыпая в холодной постели. Ложь – это то, что ты твердишь себе, выискивая причины жить дальше.

– Ты вложил мне эти мысли в голову…

– Нет, я просто вырастил лес. А ты сама населила его своими кошмарами.

Полли упрямо покачала головой.

– Нет! – бросила она с вызовом, но жуткое древнее существо по ту сторону стеклянной стены лишь усмехнулось.

– Поверь мне, девочка, я многое знаю о наказаниях, но то, что с собой творишь ты… Это так… красиво, так… м-м-м… пальчики оближешь. Твои страхи прекрасны, Зубная Фея. А твои жертвы… как ты их убивала…

– Это иллюзии! Какой-то месмеризм! Они живы! А я скорее умру, чем причиню им вред!

– Так сделай это. Скорее умри!

– Нет.

Крампус пожал плечами. Кролень на его руках фыркнул и повел ушами.

– Да, малыш, я знаю. Нам пора…

– Что? Пора?!

Крампус склонил рогатую голову в капюшоне.

– Меня тошнит от этого города, – сказал он, и в его голосе Полли впервые услышала настоящую глубинную ненависть. – Мне пора возвращаться домой. Меня ждет еще одно, последнее, дело, и я наконец оставлю этот проклятый Габен.

– Ты не можешь бросить меня здесь!

Горящий взгляд пронзил Полли.

– Ты ведь Зубная Фея, девочка. Грозная, неостановимая мстительница, от одного имени которой дрожат преступники, полицейские и судьи. Ты что-нибудь придумаешь. К тому же ты всегда можешь довести начатое до конца. Чем не выход? Счастливого Нового года, Зубная Фея.

Крампус развернулся и, не прибавив больше ни слова, пошагал прочь. Бубенцы звенели с каждым его шагом.

За стеклом поднялась метель, она поглотила сгорбленную фигуру в багровой шубе. Звон бубенцов стих.