Обнаружив имя профессора монстрологии на титульном листе «Крампуса», она отправилась в архив Тремпл-Толл, где и нашла заметку о «скоропостижной и безвременной кончине Бенджамина Эдварда Гримма в следствие трагичного несчастного случая». Коротенький некролог оканчивался словами: «Если вы хотите выразить соболезнования, можете сделать это, отправив письмо сожаления по адресу: Пыльная площадь, дом № 18».

Также в некрологе говорилось, что у профессора Гримма осталась двенадцатилетняя дочь. Судя по дате, указанной в газете, умер он чуть меньше пятнадцати лет назад.

В доме № 18 на Пыльной площади ничто не указывало на то, что здесь когда-либо жил еще кто-то, помимо профессора Гримма и его дочери. Полли посетила мысль: «Неужели Зои провела здесь все эти годы совершенно одна? Неудивительно, что она сошла с ума…»

Кабинет был небольшим и тесным – чем-то он напоминал лавку древностей.

«Джасперу бы здесь понравилось…»

Свет фонаря полз по корешкам книг, которыми были заставлены стенные шкафы. Повсюду стояли стеклянные банки: в зеленоватой жидкости внутри плавали какие-то бесформенные конечности с перепонками и когтями. Отдельную полку занимали выстроившиеся рядком скелеты похожих то ли на птиц, то ли на летучих мышей существ. Из-под потолка свисали сушеные рыбы жуткого и монструозного вида – на миг Полли показалось, что все они наблюдают за ней своими блеклыми серебристыми глазами.

На письменном столе развернулся рабочий беспорядок, словно хозяин кабинета отошел всего на минуту, вот только для него минута превратилась в вечность.

Очевидно, сюда давно не заходили: все было покрыто толстым слоем пыли. Полли могла понять Зои Гримм, ее чувства и ту боль, которую она, вероятно, испытывала, попадая в это место. Сама она так и не решилась зайти в комнатку во флигеле, где жила ее тетушка. Хотя сейчас она не смогла бы туда попасть даже, если бы захотела…

Полли вышла из кабинета и направилась к лестнице.

Спустившись на площадку, она замерла у двери. Снова прочитала табличку.

«Не входить! Здесь водится монстр!»

– Никакой вы не монстр, мисс Гримм, – прошептала Полли. – Вы просто очень одинокий человек, которого скорбь и безысходность свели с ума. Поверьте мне на слово, я кое-что знаю о настоящих монстрах.

Она толкнула дверь и вошла в комнату. Бледный свет штурм-фитиля вырвал из темноты то, чего она прежде не замечала. Тут и там были разбросаны плюшевые игрушки – и все они представляли собой довольно милых и забавных кашалотов в цилиндрах. Один был в очках, другой держал в плавнике трость, третий восседал на игрушечном велосипедике, еще парочка играли в шахматы… Судя по тому, сколько их тут было, незваная гостья поняла, что Зои Гримм испытывала к кашалотам весьма нежные чувства.

Полли шагнула на ковер и, стараясь не наступать на разбросанные по всей комнате вещи, подошла к кровати.

Разглядывая обстановку спальни, она будто бы знакомилась ближе с хозяйкой, узнавала ее все лучше. И тем не менее, ничто здесь не давало даже намека на то, что именно заставило Зои Гримм именно сегодня ступить на путь злодеяний.

На кровати лежала коробка печенья «Сладости Каминника». Коробка выглядела очень старой, и лицо улыбающегося Человека-в-красном на крышке почти стерлось.

«Там вовсе не печенье», – догадалась Полли.

Поставив фонарь на прикроватный столик, она открыла коробку.

– Хм…

Полли сняла перчатки и достала из коробки стопку открыток. Ее пальцы задрожали, в груди что-то щелкнуло. Она была близко… Так близко, чтобы подцепить обивку Зои Гримм и заглянуть под нее…

То, что Полли поначалу приняла за открытки, на деле оказалось кое-чем совсем другим – уже спустя пару минут она поняла, что в коробке из-под печенья хранилась… целая жизнь.

Полли изучила почтовые марки: открытки приходили со всего мира, из множества разных городов, но вот штемпеля… Все марки были гашены штемпелями с оттиском «Почта Гриммов», и Полли с удивлением подумала: «Неужели у них есть своя собственная служба сообщения?»

Коробочная жизнь Зои Гримм начиналась с открытки из Рабберота. Писала прабабушка Зои. Она сухо поздравляла Бенджамина с рождением дочери и высказывала уверенность в том, что наследница древнего и почтенного семейства Гриммов будет воспитана с соблюдением всех традиций, несмотря на то, кто ее мать. Также она надеялась, что правнучке понравится ее подарок (Полли не сдержалась и поморщилась) – трехголовая пиявка.

Еще пара открыток содержали такие же поздравления, больше, правда, почему-то похожие на сожаления. За каждым из этих поздравлений ощущалась улыбка, натянутая так сильно, что едва ли не было слышно, как скрипит рвущаяся кожа.

Полли стало мерзко. И хоть эти картонки были сухими и старыми ей вдруг показалось, что ее пальцы липнут в них.

Единственная добрая открытка была от тетушки Зои, Гертруды Гримм из Льотомна. Как же она была не похожа на прочие поздравления! В каждой строчке, в каждой фразе читалось тепло. Гертруда искренне радовалась пополнению в семье. Тетушку очень позабавило, что первое слово, которое сказала маленькая Зои, было «Кашалот», и к открытке она присовокупила подарок: плюшевого кашалота в очках, которого назвала Мистером Умником, при этом тетушка пообещала, что будет присылать племяннице кашалотов на все дни рождения.