Ну я вообще так-то сравнения не люблю, ибо моему сердцу как-то ближе восторженные дифирамбы и все такое. Может потому я и решил выяснить, что там Иванчук реально отважный или просто сохранился.

И выяснил, блядь.

Оказывается, этот жирный гремлин молодых и умненьких девочек еще со школьной скамьи себе бронировал, чтобы потом, подогнав под монастырь спонсорским контрактом и неподъемной неустойкой, залезть под юбку и трахать в свое удовольствие полностью обездвиженную жертву.

Ёбаный урод.

Но кибербезопасность наше все. И очень быстро в моих руках появился забористый компромат на Иванчука. Достопочтенный Геннадий Степанович визжал, как сучка, когда я сунул ему под нос милое фото, где он был переодет милой маленькой девочкой с кляпом во рту. Остальное было всего лишь делом техники.

И нет, я не собирался играть в гребаного Робин Гуда. Я просто хотел познать Таню Сажину в библейском смысле, а самый короткий путь в ее трусы был именно такой. Кто-то давал после безлимитного шоппинга, кто-то после блеска цацок на их теле, кто-то просто так давал, потому что я охуенный.

А вот Тане нужен был влюбленный на всю голову герой. И я ей дал его. Все по фен-шую.

И когда я вез ее в «Медвежьи угодья», я знал, что Таня домой просто так уже не вернется. Опытная обольстительница или непорочная дева — плевать. Она будет моей.

Романтическая прогулка по озеру и лесу, несколько бокалов домашнего сидра и жаркая баня сыграли мне на руку. Таня потеряла бдительность и сдала свои бастионы. А уж когда я увидел, что она надела то самое белье, что я ей подарил…

Пресвятые угодники!

Если сказать честно, то меня так накрыло, что скажи она мне и в этот раз твердое «нет», то я просто бы ее завалил и трахнул без лишних сантиментов. Таня, конечно, что-то там пыталась еще пикать, но я быстро ее заткнул.

Ибо меня окончательно перемкнуло. Ее кожа бархатистая, ее нежный, но такой женственный запах, ее тихие вздохи, ее взгляд, подернутый поволокой страсти.

Ну куда уже было тормозить? У меня член — что базука. И я давно уже готов отстреляться. От воздержания даже кости ломит, ведь пока я Таню обхаживал ни на кого и не смотрел, сосредоточенный на ее ориентире. И вот она в моих руках.

Вау!

Бюстгальтер давно снят и ее красивая грудь вся передо мной. Небольшая, но идеальная. Соски — две карамельки. И не во сне, а наяву. И я с ними, что хочу, то и делаю.

И мокрая полосочка трусиков между ее стройных ног тоже давно уже отодвинута в сторону. Вся течет, бедра к моим пальцам вскидывает. Почти на грани оргазма, губы кусает. Готовая…

Бери — не хочу.

А я уже дурной от перевозбуждения. В голове шумит. Перед глазами красная пелена. И хочется только одного — влупить уже ей и оттрахать, пока мы оба не сойдем с ума от кайфа. Медлю только по одной причине — она хотела романтики. А я после первого раза не хочу слушать вопли, что взял ее некрасиво. Я хочу иметь ее до утра, пока не компенсирую себе все годы, пока я ее хотел, но не мог получить.

И вот я уже вожу членом по влажным, скользким губкам, чуть задевая головкой клитор, а сам поверить не могу, что это все наконец-то происходит. Что Таня лежит передо мной с широко разведенными ногами, и ее девочка хочет меня.

А раз хочет, то почему я должен ей отказывать?

В последний раз прохожусь языком по сладким соскам, чуть прикусываю, шиплю от кайфа, а затем полностью укладываюсь на Таню, на чистом автомате отвечая на какой-то очередной ее бред.

— Марк, только не секс.

— Только секс.

И на всю длину залетаю в нее, вообще не замечая, что мне что-то там мешает. Замираю и зажмуриваюсь, не в силах пережить первую волну эйфории. Потому что это пиздец как хорошо.

Как описать? Да никак!

Это просто пушка. Мог бы — остался в ней навсегда.

Но что это?

Чувствую, что сама Таня словно солдатик вытянулась в моих руках, губу прикусила, глаза прикрыты и из-под пушистых ресниц скатываются одна за одной крупные слезы.

Сглатывает тихо, даже не всхлипывает. И эта молчаливая боль приводит меня в какой-то дикий ступор. Смотрю на нее и ничего не понимаю, только вытираю мокрые дорожки, что скрываются в волосах и нежно целую в губы.

— Тань?

Но она ничего не отвечает мне, а до меня только сейчас начинает доходить, что в ней слишком узко и на входе я словил нехилое такое сопротивление.

Спрошу ее в упор — и меня настигнет полное и безоговорочное забвение. А потому я крадусь, словно по тонкому льду, до сих пор не в силах постичь происходящее.

— Сильно больно?

— Уже нет, — и ее пальцы ласково прикасаются к моему боку, приходясь по спине, и чуть царапают позвонки.

И меня опять вставляет до такой степени, что я, не в силах противиться инстинктам, начинаю двигаться в ней, пристально глядя в ее глаза, полные боли.