– Продолжение чего?
– ловя языком икринку и прижимая ее к небу, спросил я.

– Просто за продолжение. Пока есть продолжение - мы живем, да и вот наш ужин, ведь он есть результат, т.е. продолжение каких-то прошлых событий. Ну, как икра?

Наконец я раздавил икринку и с наслаждением ощутил ее прохладную солоноватую сущность.

– Икра натуральная!
– вырвалось у меня, и я осекся.

– И отлично, следовательно, и все остальное - настоящее, значит, все продолжается, так за продолжение!

Наши бокалы сошлись, и раздался волшебный хрустальный звон. Я выпил до дна, а она лишь пригубила.

– Как вы думате, что будет дальше?

– Хм, - я немного захмелел и расслабился, - Не знаю, что там в этом пузанчике, - я игриво показал на дымящуюся фарфоровую чашу, прикрытую крышкой, с торчащим в специальном проеме серебряным половником.

– Нет, я говорю о пьесе.

– Понятия не имею, Клара.

– Не прибедняйтесь, Сергей Викторович...

– Странный сюжетец, - брякнул я, собрав в кулак всю свою слабую волю.

– В том-то и дело - сюжет необычный, поэтому я и спрашиваю, - Ведь вы такой многопытный и взыскательный зритель, и нам бы не хотелось вас разочаровывать банальным, предсказуемым спектаклем.

– Нет, не беспокойтесь, все свежо и непредсказуемо.

– Так ли уж все?

Настойчивость Клары стала мне надоедать, и я попытался сменить тему.

– А Бледногубый, он в самом деле ваш муж, я имею в виду реальную жизнь?

– Погодите, все-таки, что предпримет мальчик во втором действии?

– Да понятия не имею.

– Ну как же, Сергей Викторович, посудите сами: чтобы определить натуральность икры, нужно раздавить хотя бы одну икринку.

Я поперхнулся, так как пытался доесть с любовью приготовленный бутерброд.

– На что вы намекаете?

– Вы так держите нож, - она приблизилась ко мне на расстояние вытянутой руки и запрокинула голову, оголив длинную тонкую шею.
– Посмотрите, как бьется жилка, а вдруг это бутафория? Ну!?

В этот момент, к моему счастью, заговорил настенный репродуктор:

– Клара, зайди ко мне - есть проблемы, срочно.

Внутреннее радио вещало голосом Бледногубого. Клара выпрямилась, вздохнула, и с неожиданной покорностью сказала:

– Надо идти - ах, как не вовремя. Погодите, я сейчас, я быстро.

Она выпорхнула из уборной, и я дал волю чувствам. Ах черт, вот так комбинация! Я с силой ударил по столику и тот покатился в дальний угол, рсплескивая шампанское. Откуда она знает мое имя, вот еще вопрос. Где я, господи, что за странная игра?! Да они все сговорились, но ведь это ложь, да и откуда им знать? Нет, ужасное, невероятное совпадение. Но нужно сбежать, иначе свихнешься с этими современными театралами. Я уже направился к выходу, как за спиной послышался скрип открывающегося шкафа. Постой, подумал я, в том месте, откуда шел звук, не было никакого шкафа, а была стена в шелковых обоях. Я обернулся и увидел в распахнутой потайной двери мою билетершу.

– Вы?
– воскликнул я, разглядывая длинную детскую рубашку.

– Тссс - она приложила пальчик к губам и поманила меня за собой.

– Проходите, - она ввела меня в скромную, спартанскую обстановку, -Моя уборная рядом, и я подслушивала.

Она прикрыла секретную дверь и пригласила сесть на грубо соструганный топчан.

– Клара вас испугала?

– Ничуть, но я хотел бы уйти.

– Да, да, я знаю, она странная. Клара - прима, любовница главного режиссера, но с претензией и со странными актерскими комплексами. Ей все кажется, что она играет ненатурально, и у нее идея.

– Какая?
– увлекся я, немного успокаиваясь в ее присутствии.

– Видите ли, Клара считает, что для настоящей игры нужен настоящий реквизит, ну, например, если по действию происходит дуэль, то и пистолеты должны быть заряженными, и противники должны стрелять без шуток.

– Но ведь так актеров не напасешься, - сморозил я и нервно засмеялся.

– А вы думаете, отчего у нас куцая труппа, и обслуживающего персонала не хватает?

– Вы шутите!

– Ничуть.

– Так зачем вы меня сюда затащили? Я хочу уйти.

Я решительно встал.

– Неужели вас не захватил сюжет? Неужели можно уйти, не узнав продолжения, в недоумении, с ворохом неразрешенных вопросов? Погодите!
– она почти умоляла.

– У меня нехорошее впечатление, будто весь спектакль играется для меня.

– Правда?

– Правда, правда.

– Но ведь это прекрасно, ведь зритель должен быть уверен, что все делается для него, для него одного, потому и называется - Театр Одного Зрителя.

– Хорошо, с этим трудно не согласиться, но откуда она узнала мое имя?