– Помяните мое слово, господин Кроунроул, – влез в разговор джентльмен с тростью, который стоял в очереди прямо за ними, – Белый аурум похитил кто-то из иностранцев.

Четверо граффов обернулись к нему.

– Почему вы так считаете, Альвэ?

– Элементарная логика, элементарная. Господа, вот скажите мне, для чего Белый аурум может понадобиться коренному граффу, мм? – Он забегал глазами по их взволнованным лицам. – Правильно, для граффа это совершенно бессмысленно. А для иностранца есть выгода: он увезет белый камень в свою страну, а нам, граффам, можно начинать писать нашим ипостасям прощальные открытки.

Хоть теория господина Альвэ и была оправдана неким подобием на смысл, но Ирвелин тотчас же увидела в ней серьезную прореху. Обойти защиту стеклянного куба не дано даже самому талантливому граффу, что уж говорить об иностранце, который владеет ипостасью на уровне граффа-первоклассника?

Тем временем на сканирование уже подходил третий по счету графф. Молодой человек сжимал свой бардовый котелок дрожащими от волнения руками. Желтый плащ записал в бюллетень его имя, и дрожащий графф медленно подошел к телепату. Девушка-телепат посмотрела граффу прямо в его испуганные глаза и вот так, не моргая в течение минуты, сканировала его мысли. В отличие от телепата человек с котелком постоянно моргал и со странным усердием почесывал левый локоть. Будь Ирвелин на месте телепата, она без сомнения оставила бы этого граффа на допрос.

– Вы свободны, – холодно объявила девушка-телепат.

Услышав вердикт, парень неуклюже натянул котелок и вприпрыжку побежал по лестнице к выходу.

Очередь двинулась, и следующим на проверку вышел сутулый самаритянин с бронзовой от загара кожей. Телепат вонзила свой взгляд в излучающего добротой мужчину, и они простояли так же неподвижно положенное для сканирования время.

– На собеседование, – был вердикт.

Пребывая от решения телепата в скромной растерянности, самаритянин пробормотал:

– Зачем же на собеседование? Я ничего не крал. Я известный натуралист, кукловод. Я к вашим услугам, госпожа уполномоченный телепат. Исследую флору и фауну в лесах Граффеории, по средам преподаю…

– Мы вас ни в чем не обвиняем, – ровным тоном сказала телепат. – Вам всего лишь нужно пройти в комнату напротив и ответить на несколько уточняющих вопросов.

Мужчина рассеянно кивнул и вместе с одним из желтых плащей прошел в надлежащую дверь.

– Следующий.

После первого случая задержания, пусть и на обычное собеседование, обстановка в галерее стала натянутой. Граффы если и разговаривали, то урывками и шепотом.

– А как вам их просьба подписать какие-то документы о неразглашении? – буркнул Август. – По мне, это чистой воды дискриминация.

– Полиция пытается избежать паники, – ответил ему Филипп, сделав в очереди шаг вперед. – И их можно понять. Представь, что будет, если вся столица узнает о похищении? Начнутся беспорядки, а у желтых плащей и без них сейчас работы выше крыши.

– А я согласна с Августом, – отозвалась Мира. – Это нарушение наших прав. Белый аурум украли из-под самого носа полиции, так пусть теперь принимают последствия.

Филипп промолчал, как и Ирвелин, которой не хотелось сейчас вступать в какие-либо споры.

Спустя полчаса, каждая секунда которых ничем не отличалась от предыдущей, очередь дошла до Ирвелин. Перед ней к телепату подошел Филипп, их встреча была короткой и закончилась по сценарию «свободен». Когда девушка-телепат позвала следующего, Ирвелин шагнула к столу, представилась, подписала документ о неразглашении и заняла условное место напротив телепата.

На таком близком расстоянии девушка-телепат выглядела еще моложе и еще суровей; ее широкий лоб навис над Ирвелин, как мост нависает над дорогой. Телепат обратила в ее глаза свой сухой взгляд, и Ирвелин, вопреки ожиданиям, удалось немного расслабиться.

В воспоминаниях мелькнули белоснежные углы камня, она медленно подходит к нему все ближе и ближе. Вокруг блуждают граффы, которых Ирвелин вниманием обошла; она не запомнила ни их лиц, ни цвета их нарядов. Мужской голос: к ней подошел Филипп. Она отвлеклась от Белого аурума и перевела взгляд на сломанный нос соседа… Картинка сменилась. Уменьшенная версия Филиппа несется с обледенелой горки. Ирвелин стоит наверху и весело кричит ему вслед; руки ее замерзли, а щеки раскраснелись. Дождавшись, когда Филипп уйдет с пути, Ирвелин с хохотом съехала за ним. Во дворе появился отец. Он позвал дочь домой с мягкой настойчивостью, как и всегда; для строгого родителя Емельян Баулин был слишком добродушен. Только ради него Ирвелин, с грустью попрощавшись с румяным Филиппом, отправилась домой – туда, где их ждала Агата Баулин, ее мама, которая отвечала в их семье за настойчивость строгую. Момент – и в хоровод воспоминаний пробралась гремучая пена водопадов, а следом – полупрозрачный дуб из библиотеки Филиппа. Как же Ирвелин скучала по чудесам, которые здесь, в Граффеории, считались обыденностью. Как, должно быть, скучает по чудесам ее отец, прозябающий сейчас в чужом краю…

Серые глаза телепата продолжали считывать данные из ее головы. Внутренние часы Ирвелин подсказывали, что условная минута уже давно миновала. Она спиной ощущала напряжение остальных граффов, по галерее зашелестел едва различимый шепот. Ладони Ирвелин взмокли, мысли путались, но взгляд от телепата она не отводила. Кажется, собеседования ей не обойти. Что ж, этого стоило ожидать…

– Вы свободны, – произнесла наконец телепат, чем удивила не только Ирвелин, но и большинство граффов за ней.