— Да так переросла, что теперь должен появиться на свет ребёнок, — недовольно фыркнул Суслов. — Этому Васину сколько? Шестнадцать? А ей? Восемнадцать? Это же скандал!

В общем-то, товарища Суслова тут понять было можно. Скандал. Да ещё какой. Ведь никто из собравшихся совершенно не знал, что на самом деле Александру Васину отнюдь не шестнадцать лет, а как минимум 59 годков и что он, не взирая, на принципы материализма, сейчас проживает свою вторую жизнь.

— Молодой ещё, гхм, — согласился с Сусловом Брежнев и обратился к нему: — Михаил Андреевич, ты думаешь, скандал будет, гхм?

— Конечно будет! Обязательно будет!

— На самом деле, товарищи, ничего скандального лично я тут не вижу, — вошёл в разговор Устинов. — В шестнадцать лет в гражданскую войну некоторые красные командиры уже полками командовали. А тут, делов-то…

— Это в гражданскую. Сейчас другое время!

— Время всегда одно и то же, — отмахнулся Министр обороны СССР. — И люди одни и те же. Просто человек немного меняется, приспосабливаясь под новые обстоятельства, вот и кажется, что раньше люди были другими. К тому же, и сейчас такие случаи, где молодые люди влюбляются друг в друга в столь юном возрасте, даже в нашей стране не редкость. Что уж говорить про прошлое. Один роман «Ромео и Джульетта» чего стоит.

— И всё равно, Дмитрий Фёдорович, это плохой пример для нашей молодёжи! Рано в шестнадцать лет нашим юношам и девушкам о браке думать. Им работать, и учиться надо, а не детей рожать, — не сдавался Секретарь ЦК. — Тем более, что мы с вами сами сказали, что у Васина большая популярность в нашем народе. Вы что хотите, чтобы наша молодёжь стала поступать как их кумир? Не успели школу закончить и сразу в ЗАГС? Я думаю это неправильно — не хороший пример для подражания, — и посмотрев на Андропова. — Юрий Владимирович, что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, Вы как всегда правы, Михаил Андреевич, — включился в игру Председатель КГБ. — Шестнадцать лет — это ещё слишком юный возраст, для того чтобы принимать судьбоносные для человека решения.

— Вот и я о том же! Сначала все наженятся в своё удовольствие, поиграют в семью, а потом массово разводиться будут, не зная, куда детей девать. Слёзы, ругань, несчастье. Вот вам и социальная нестабильность в обществе. А это, товарищи, нам совершенно не нужно. Нам нужно, товарищи, совершенно другое. Нам стабильность нужна! Я думаю, с этим все согласны?

— Согласны, — сказал за всех Косыгин. — Кстати, товарищи, а есть ли у нас уверенность, что этот ребёнок должен родиться от нашего певца?

— По всей видимости, да. Скорее всего, именно Васин — является отцом. Он и сам связь особо не отрицает, — ответил Андропов. — Однако, чтобы отбросить все вопросы и не нужные инсинуации, есть решение создать медицинскую комиссию, которая проведёт полное обследование Васина и Вебер, после чего даст своё заключение.

— Подтверждаю это, — произнёс Громыко. — Для непредвзятости в эту комиссию немцы просят включить также их медиков — пять профессоров медицинских наук.

— Это значит, будет международная комиссия для установления отцовства? И она будет обследовать обычного вчерашнего школьника? Нонсенс! — воскликнул Суслов. — Да над нами весь мир смеяться будет!

— Не такой уж и нонсенс, если речь идёт о нашем золотом мальчике. Васин давно перестал быть обычным юношей. Так что и ничего смешного в данном факте нет. Я тоже считаю, что создание комиссии мы должны приветствовать, — строго произнёс Косыгин. — Это уберёт любые ненужные слухи, которые обязательно появятся и будут муссироваться в газетах всего мира. Мы выясним все обстоятельства и уже на основании их сможем понять как нам следует действовать в дальнейшем.

— Значит так, гхм, тому и быть. Пусть комиссия поработает, а мы потом примем решение, — решил закончить это обсуждение Брежнев и посмотрел на Громыко: — Андрей Андреевич, успокой Минтяжпром и немцев. Пусть подождут результатов.

— Хорошо, Леонид Ильич, — кивнул Громыко, вздохнув.

— Что не так, гхм? — не понял Генсек. — Тебя это не устраивает? Чем?

— Не то чтобы не устраивает, просто мне не нравится, что серьёзное решение зависит от случая.

— Что ты, гхм, хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, товарищи, что плохо, что мы не полностью контролируем дело.

— А как ты его хочешь контролировать? — высказал всеобщее не понимание Устинов. — Комиссия разберется, и мы примем решение.

— Вот я и говорю, что это плохо, — обвёл коллег тяжёлым взглядом Министр иностранных дел СССР и решил пояснить свои мысли более подробно. — Что, например, будет, если эта медкомиссия выдаст совсем не то заключение, которое выгодно нам? Что если немцы сорвутся и разорвут договора?