Коробок от папирос.

Где-то рядом с дверьми раздались глухие смешки. Видимо, нас контролировали, явно что бы я, не дай Бог, мелкому главную военную тайну не рассказал.

Пик веселья нарастал,

Кто-то пел, а кто плясал,

Кто-то бабочке на ушко

Декламировал частушки.

Вдруг соседский паучок-старичок

Нашу муху в уголок поволок.

Муха стала отбиваться,

Да откуда ж силам взяться…**

А дальше я, хоть тресни, ничего не помнил. Но Сашка уже спал, разжав свой кулачок и выпустив на свободу мой палец.

— Да ты — поэт, — зашептала Оля, которая и подслушивала за дверью.

— Ну, а то! — я гордо выпятив грудь, приблизился вплотную к жене и, обняв её, поцеловал, и подхватив на руки, пискнувшую от неожиданности супругу, понёс её в зал к раздвинутому, и застеленному дивану.

…..

— Проблемы у меня внучек, — завела со мной разговор бабушка после довольно позднего завтрака.

— Должна что ли кому? Или бандиты наезжают? — высказал я свои предположения, на которые она грустно улыбнулась и кинула взгляд в разные стороны, как будто мы находились на оживленной улице, а не дома.

— Наоборот, — почти шёпотом ответила она. — У меня скопилось уже больше миллиона рублей. И что с ними делать, я не знаю…

— Ого. Так ты теперь миллионерша? Поздравляю.

— Женька, что ты как маленький, — возмутилась она. — Что мне со всеми этими деньгами делать-то? Может, вы их с собой в Германию заберёте и там вложите куда-нибудь.

— Поменяй их на доллары. Почём они сейчас? В Москве я видел, что меняют за пятьдесят.

— А у нас шестьдесят. Я уже думала про это. Но как такую массу денег поменять и не привлечь внимания-то?

Шестнадцать или семнадцать тысяч долларов? Да вроде немного. Или для такого маленького городка, как Азов, это просто гигантская сумма в начале девяностых. Я вспомнил состояние бабушки, когда мы нашли пятьдесят тысяч рублей в московском кресле. Она тогда в ступор впала. А сейчас, ничего, держится.

— Я хотела, но как мне сказали знакомые, очень много фальшивок, — тем временем продолжала делиться своей проблемой бабуля.

— Так надо попробовать через наших телевизионщиков. Сегодня их увижу и осторожно поинтересуюсь у них. А ты, потом, весь свой чистых доход прямо на рынке меняй на доллары. Они нам очень пригодятся в будущем.

— Жень. А что делать с твоими домом после вашего отъезда? Может, сдать кому?

— Точно. Сдай. Вернее, сдадим. Я даже знаю кому, — и я рассказал ей про встречу в электричке с братьями Лубенцами, и их приключения. — Заодно, можешь их и на работу взять, если тебе работники нужны. Ну, или охраной поработают у тебя.

— Мы готовы, — в зал вошла Оля, таща на руках Сашку, одетого в тысячу разных тёплых одёжек, из-за чего наружу были видны только глаза и носик.

И мы пошли гулять до гаража, а затем поехали в военкомат, восстанавливать мои документы. А заодно завезли бабулю в ЗАГС, а чего время тянуть, пусть начинает договариваться.

Всё закрутилось и завертелось. Я получил свой советский паспорт, которому теперь было суждено остаться в России. Бабуля за небольшие, для неё, деньги оформила наш развод. Мой бывший сосед, начальник паспортного стола, оказывается, перебрался в Ростов и очень нам помог, не бесплатно, естественно, в получении заграничных паспортов.

Я, как мог, старался ускорить этот процесс, пока вновь образованная Россия не начала принимать законы, регулирующие миграцию населения и не подписала об этом двухсторонние договоры с Германией.

Живя и работая в своей прошлой жизни в Швейцарии, мне хорошо запомнился рассказ нашей клиентки. Женщина из Воронежа делилась воспоминаниями как она выходила замуж за немца. И какие кипы документов с неё требовали даже в Германии. И как они переоформляли визу, так как оказалось, что по Шенгенской туристической, брак заключать нельзя.

У меня же был люфт в первые полгода существования России, когда все эти процессы ещё регулировались по законам и стандартам канувшего в Лету СССР. Здесь, внутри страны, заключить брак с иностранцем было проблемой, зато там, за границей, это представляло довольно простую операцию. Ну, относительно простую. И относительно дешёвую.

То же самое касалось и вывоза Сашки. Через год пришлось бы собирать кучу документов на вывоз несовершеннолетнего за границу. А сейчас всё прошло как по маслу. За одним исключением. Россию мы покидали на поезде, не рискнули везти мелкого на самолёте.

…..

И вот, в субботу 14 марта 1992 года мы с Ольгой расписались повторно. На этот раз не было не то что родственников, не было даже свидетелей. Их обязанности выполняли сотрудник и сотрудница ратуши района Кёпеник. Все было тихо и спокойно за исключением шторма за окнами ратуши, где сильный ветер носил по улицам Берлина попеременно то дождь, то снег.