— Вы правильно догадались, — сказал я, пытаясь не наброситься на парня, который спас мою чертову жизнь. Но я действительно хотел убраться отсюда и снова начать охоту на Уинтер.

— Мы все еще ищем твою девушку, — сказал Энцо, похоже, догадавшись, куда ушли мои мысли. — Фрэнки сейчас идет по следу. Иначе он тоже был бы здесь. А папа спал здесь, он ушел только час назад, так как мы настояли.

У меня сжалось горло, когда он это сказал, но я просто кивнул, не находя слов, чтобы выразить, что это значит для меня. У меня действительно была семья, не так ли?

Доктор нерешительно снял фиксаторы с моих запястий, и я потряс руками, переставляя себя так, чтобы сесть на кровати. Волна головокружения и тошноты прошла через меня, и я скривился от этого движения.

— Я оформлю документы на выписку, пока вы разговариваете с полицией, — сказал доктор, и я поблагодарил его, когда он вышел из палаты. В конце концов, он не дал мне умереть, так что мне не нужно было вести себя как полный кретин.

— Мы найдем тебе завтрак, — добавил Рокко, когда двое офицеров вошли в дверь, еще не успев ее закрыть. — Не пытайся встать с кровати, пока мы не вернемся.

Я прищелкнул языком, что он суетится, но должен был признать, что мне было приятно, когда у меня был кто-то, кому было не наплевать на меня. Вообще-то, целая семья таких людей.

— Я офицер Хоскинс, а это офицер Барлоу. Как вы себя чувствуете, мистер Ромеро? — спросила первая сотрудница полиции. Она была небольшого роста, ее темные волосы были заплетены в косу, и если бы не дикий взгляд ее глаз, я бы ее совершенно не оценил. Но при ближайшем рассмотрении я бы отдал предпочтение ее шансам в драке перед огромным парнем, маячившим позади нее.

— Как будто меня трахнул в задницу динозавр, и он даже не подарил мне цветы после этого. Вам-то какая разница?

Хоскинс рассмеялась, не удержавшись, и Барлоу удивленно приподнял брови.

— И вам хорошо знакомо это чувство, да? — спросила она, прикусив губу, словно представляла это.

Я пожал плечами. — Однажды я попробую все. Но это не помогает мне понять, почему вы здесь.

— Мы слышали, что вы попали в больницу, и врачи сказали, что никто не знает, что вы приняли. У нас нет ни записей, ни даже слухов о том, что вы принимали наркотики, и ходят слухи, что кто-то пытался вас убить, — сказал Хоскинс, явно рыбача без наживки на крючке.

— Вы ошиблись. Я люблю такие вечеринки. Просто я слишком много принял, вот и все, — сказал я, пожав плечами. Этот вопрос не должен был стать делом полиции. Он и так уже был решен.

— Мы также хотели спросить, знаете ли вы Марию Пемброк? — спросил Барлоу, доставая iPad и показывая мне фотографию проститутки, которая меня наебала.

— Не могу сказать, что знаю.

— У нас есть видеозапись, на которой она была с вами в ночь передозировки, — надавил он.

— Я ни черта не помню с той ночи.

Они обменялись взглядами, затем Барлоу переключил изображение на фотографию с места преступления, на которой Мария свисала вниз головой за лодыжки с моста, совершенно очевидно мертвая. Я догадался, что мой отец не очень-то жалует людей, пытающихся убить его детей.

— Ее нашли в таком виде вчера вечером, — подсказал Барлоу, когда я ничего не сказал.

— Как я уже сказал, я не знаю эту девушку. К тому же, если вы хотите повесить это на меня, у меня довольно надежное алиби. — Я указал на больничную койку, и Хоскинс вздохнула.

— Мы больше думали о возможности того, что она имеет какое-то отношение к вашей передозировке. Если это так, я могу предположить, что у вас есть один или два члена семьи, которые могли бы немного разозлиться из-за этого. Может быть, они решили отомстить? — Хоскинс надавила.

Я рассмеялся ей прямо в лицо. — Моя семья — бизнесмены, а не преступники, — сказал я совершенно бесстрастно. — Но у нас и раньше были проблемы с преследованием со стороны полиции. Так что, возможно, вам пора отвалить, пока мне не пришлось обратиться к семейным адвокатам.

— Раньше вы были на стороне Калабрези, — наседала Хоскинс. — Как вы можете переходить от ненависти к Ромеро к беззаветной преданности им?

— Кровь побеждает, — сказал я смертельным тоном. — Вы должны убраться сейчас же.

Они сделали, как я просил, и пока я ждал, когда прийдет врач и выпишет меня, я понял, насколько верным было это заявление. Теперь я был дома со своей семьей, и неважно, сколько лет прошло вдали друг от друга, моя кровь пела в их присутствии. Было что-то такое правильное в том, чтобы быть одним из них. Моя семья значила для меня больше, чем я когда-либо мог себе представить. И Уинтер тоже была моей семьей. Я собирался вернуть ее. И я собирался пролить дождь смерти на любого, кто встанет на моем пути.