— Я свободная девушка или же просто нахожусь в более красивой клетке? — шипела она, глядя на меня во все глаза.

— Дело не в этом, куколка, — пообещал я, мне ни капельки не нравилось, как она смотрит на меня. — Просто ты… это платье… ты, ну, ты — это все. Это, блядь, слишком. Я не могу держаться от тебя подальше, я не хочу, чтобы другие мужчины смотрели на тебя так.

— Я свободна, Николи? — мрачно спросила она.

— Конечно, свободна, но…

— Тогда я могу сама выбирать себе одежду. И мне нравится эта. — Она отвернулась от меня и вышла из комнаты на своих красных туфлях на высоких каблуках, а мое нутро опустилось на самое дно.

Ярость пронзила меня насквозь, и рычание сорвалось с моих губ, когда я выбежал следом за ней, желая позвать ее по имени, но зная, что не могу. Если она не хотела переодеваться, я не мог заставить ее… или мог? Черт, нет, нет, я определенно не мог этого сделать. Черт. Я хотел погнаться за ней, схватить ее, затащить обратно в комнату и заставить ее переодеться, желательно трахнуть ее до потери сознания где-нибудь в середине этого, но я не мог. И когда я догнал ее, она была уже в гостиной, танцуя с Рокко, Слоан и Энцо, и я больше ничего не мог сказать по этому поводу.

У меня свело челюсть, и Фрэнки ухмыльнулся, подталкивая ко мне полный стакан виски.

— Она дикая, fratello, — сказал он, выглядя так, будто пытался не рассмеяться. — И я не думаю, что она из тех, кого можно приручить. Нельзя пережить такое, что пережила она, и выйти слабовольным.

— Я не хочу, чтобы она была слабовольной, — прорычал я. — Я просто хочу, чтобы она была правильно одета.

— Она выглядит сексуально, — сказал он, пожав плечами. — И она смотрит только на тебя, так что разве это не хорошо?

Я надулся и выпил свой напиток, вынужденный согласиться с ним и ненавидя это, а также понимая, что, возможно, я был немного мудаком. Но я ничего не мог с этим поделать. Она была моей. И я уже однажды потерял все, что у меня когда-либо было. Я не собирался позволить ей уйти так же.

Я позволил Фрэнки налить мне еще одну порцию виски и наслаждался вкусом дорогого спиртного, пока оно перекатывалось в моем горле. Солнце начинало садиться за заливом за огромными окнами, и я сосредоточил свое внимание на этом виде, чтобы не смотреть/пялиться на Уинтер слишком много.

Я барабанил пальцами по своему бокалу, оставаясь на своем месте на табурете, когда Фрэнки двинулся, чтобы присоединиться к остальным танцующим. Он позвал меня присоединиться к ним, но мне это никогда не нравилось. Конечно, я проводил много времени в ночных клубах, организовывая сделки или обеспечивая соблюдение правил для Калабрези, но я никогда не рассматривал это как общение. Я был прикован к VIP-зонам и подсобным помещениям, а не к танцплощадкам, если только не считать вальса, которому меня учили в моей модной частной школе, а это не казалось подходящим случаем.

У меня никогда не было времени на что-то подобное. И я никогда не стремился попробовать. Я был человеком со смыслом, целью, будущим, которое имело значение… пока не перестал им быть. А теперь я понял, что на самом деле я вообще никем не был.

Мой взгляд неизбежно вернулся к Уинтер и остановился на ней. То, как двигалось ее тело в этом маленьком зеленом платье, было гипнотическим, и она явно знала, что делает. Я догадался, что когда-то давно она была из тех девушек, которые любят танцевать. Размышляя об этом, я не мог не задаться вопросом о том, не скучают ли по ней люди. Был ли я эгоистом, желая оставить ее здесь, со мной? Должен ли я был подтолкнуть ее к этому? Я твердил себе, что Дюк может и не быть мертвым, что тот, кто организовал ее пытки, может все еще искать ее, и поэтому я не хотел, чтобы она начала искать. Но на самом деле все это было ерундой, я просто не хотел, чтобы она поняла, что у нее есть что-то лучшее, чем я, и бросила меня, когда вернет себе это.

Я медленно вздохнул, отгоняя эти чувства. Мы достаточно ясно дали понять, что чувствуем друг к другу, так что не было никакого смысла в том, чтобы я позволял своей неуверенности разрастаться. То, что я никогда не был настолько важен, чтобы бороться за меня, не означало, что она тоже отвернется от меня. Особенно после всего, через что мы прошли вместе.

Энцо поймал руку Уинтер и закружил ее по кругу, когда она издала удивленный и немного нервный смешок. Моя челюсть сжалась так сильно, что мог треснуть зуб.

Я выпил еще один стакан, приветствуя жжение в груди, когда он опустился вниз, и поднялся на ноги, хлопнув стаканом по столу немного сильнее, чем намеревался.

Я двинулся к остальным и поймал Уинтер за руку, притянув ее к своей груди и заставив Энцо отпустить ее, когда я впился грубым поцелуем в ее губы. Несколько секунд ее рот был жестким и злым против моего, но затем она оттаяла, словно первые лучи весеннего солнца упали на нас, и ее губы разошлись навстречу моему языку.

Я провел руками по голой коже ее спины, одинаково любя и ненавидя этот крошечный клочок ткани, который, очевидно, считался одеждой, и сжал ее попку между ладонями, когда дошел до нее.