– Возможно, – согласился Николай. – Тогда подписываем контракты, указываем номера наших счетов – и в дорогу. А конверт в фонд отправим с ближайшей почтовой станции.

– Надеюсь, ни черноногие, ни команчи на ней на нас засады не устроят, – улыбнулась Изабель.

До земель народа хадзаба добирались сутки. К деревне шли пешком, так как подъезда к ней не было. Над зелеными зарослями густого буша поднимались головы жирафов.

– Когда рядом жирафы, спокойнее, – объяснял Бонами. – С высоты своего роста они первыми замечают хищников.

Десяток молодых мужчин в набедренных повязках сидел на земле, в тени акаций. Старшему не было тридцати лет. Он ладонями тер тонкую палочку, концом вставленную в углубление в небольшом полене.

– Добывая огонь, – переводил Бонами речь хадзаба, – надо твердое дерево тереть о мягкое, и возникает искра.

Мелиса, Изабель и Николай, впервые услышав речь на койсанском языке, были поражены ее необычным звучанием. Произнося слова, хадзаба пощелкивал языком.

– Так необычно, – восхитилась Изабель. – Они похожи на взрослых детей.

– У хадзаба нет календаря, и они живут в каменном веке охотой и собирательством, – рассказывал Бонами.

На огне хадзаба жарили мясо добытого накануне павиана. Наевшись, они набили глиняную трубку какой-то травой, пустили ее по кругу, вдыхая дым и отчаянно кашляя, и скоро погрузились в умиротворенное состояние.

– Хадзаба похожи на бушменов, а отдаленно на монголоидов, – рассуждала Мелиса, пытаясь повторять слова койсанского языка, пощелкивая языком, будто играя с младенцем. – Они абсолютно дикие.

– Сущие дети, – соглашалась Изабель. – Я ощущаю себя в палеолите, ни малейшего намека на современность.

За разговором Николай взял анализы ДНК у десяти представителей хадзаба, руководствуясь тем убеждением, что чем больше выборка, тем убедительнее результат. Палочки с ватой и слюной спрятали в контейнеры.

– Нас приглашают на охоту, – объявил Бонами.

– Надеюсь, сегодня павианы не попадутся, – шептала Мелиса, натягивая тетиву врученного ей лука. – Я бы предпочла копье. На него удобно опираться.

В густом буше хадзаба крались абсолютно бесшумно, уподобившись бестелесным духам. При этом они без промаха стреляли из луков длинными стрелами во все, что движется.

Из земли откопали дикий картофель и тут же его съели. Он был влажный и вкусный.

Сухую траву, свив в жгут, подожгли, окуривая диких пчел. Из дупла дерева хадзаба осторожно достали полные меда соты.

Солнце клонилось к закату.

Мелиса, Изабель и Николай, растворившись в реалиях каменного века и освоив десяток основных слов щелкающего койсанского языка, из одежды оставили на себе минимум, жестами и походкой уподобившись гостеприимным хозяевам.

На закате солнца наступила кульминация. В общине хадзаба произошла свадьба. Юноша подошел к группе девушек и самую красивую, взяв за руку, отвел в сторону. Избранница, нежно обняв, поцеловала жениха. Хадзаба, хлопая в ладоши, затянули древний ритмичный напев. Молодые были необыкновенно хороши. Их стройные силуэты высились над зеленой порослью буша на фоне большого оранжевого диска солнца, медленно погружающегося за линию горизонта.

– Адам и Ева, – обобщила Изабель, и все кивнули с улыбками на счастливых лицах.

– Мы повернули время вспять, – рассуждая, Мелиса выражением глаз уподоблялась подростку. – Вернувшись на двести тысяч лет назад.

– Адам и Ева в африканской саванне, говорящие на щелкающем языке носителей корневой Y-хромосомы, именуемой A, – разведя в стороны руки, Изабель удивленно осмотрелась. – И все это планета хранила двести тысяч лет через эпидемии, войны, наступления ледников и взрывы вулканов, для чего?

– Для того чтобы однажды мы увидели всю картину, вместив двести тысяч лет эволюции в один год, – Мелиса склонила голову. – И поняли, что все человечество – это единый выводок с общими предками.

– Может, это показано нам, для того чтобы мы, если не научились друг с другом мириться, хотя бы попытались ужиться на нашей небольшой планете, – Изабель пожала плечами.

– Я подумал вот о чем, – Николай говорил с несвойственной для него серьезностью. – У нас достаточно информации, чтобы вместить двести тысяч лет эволюции современного человечества в один год нашей жизни. А не придется ли нам за год пережить то, что все поколения людского древа пережили за двести тысяч лет?

Вопрос повис в воздухе. Изабель и Мелиса переглянулись, и в их взглядах мелькнула тревога. Но то было лишь мгновение.