Сима сочувственно покивала. — Понятно. Но лучше поздно, чем никогда. Кстати, а в Питер… по каким делам?

— По этим самым. Разжиться стандартами на контроль сварных швов. Хоть ксерокопиями. Заводское-то собрание стандартов успели сдать в макулатуру как наследие проклятого советского прошлого. Надо было освободить помещение для конторы очередной фирмы.

— А как наши братья-эстонцы поживают? Как им в статусе Российской области?

— Нормально! В сельском хозяйстве оживление. Рядом четырехмиллионный Петербург — бездонный рынок для эстонского лука, свинины и прочего. Поголовье скота постепенно восстанавливается и через пару лет достигнет того, что было в советское время. Это после падения в два раза. Границы-то теперь нет. Если кто и недоволен, то молчит в тряпочку — свои придушить могут.

Болтали еще часа полтора. Потом отец засобирался, надо было спешить на автобус в Таллин. Напоследок Сима выжала из него обещание… не говорить маме о реальном состоянии ее гнездышка.

Светка со своими двумя точками управилась без проблем. А вот у Дика возникли сложности. Два контейнера из трех он изъял и уничтожил. А вот третий…

— Парижский агент «Пандоры»… мертв, — доложил он на очередном совещании. — Застрелили в переходе метро… с полгода назад.

Сима хмыкнула. — А установку ты искать не пробовал? Как подсказывает мой опыт, она должна быть где-то рядом с местом его работы.

— Разумеется, искал. И нашел, как мне кажется, то место где была установлена эта адская машина. Только пусто там, ее успели вывезти. А вот куда? Кто?

— А убийство? Расследование проводилось?

— Проводилось. Я позаимствовал дело из архива городской стражи. — Дик покопался в шикарном портфеле из крокодиловой кожи который принес с собой и положил на стол пухлую папку.

— Вот, тут все. Следствие зашло в тупик. Никаких концов.

Сима открыла папку. Половина документов, которые в ней имелись, была составлена на французском языке, вторая половина… на арабском.

— М-да, худо дело. Два государственных языка… знакомая песня.

Она задумалась, рассеянно перебирая фотографии из семейного альбома убитого, присовокупленные к делу дотошными сыскарями.

— Стоп! А это кто? — На одной из фотографий будущий покойник при полном параде стоял под ручку со смазливой девицей в свадебном платье. А рядом…

— Светик, взгляни на свидетеля жениха … на этом фото. Никого не напоминает?

Светка, на протяжении всего разговора молча лежавшая на диване вперив глаза в потолок, протянула руку.

— Ха, это ведь Жан! Помнишь наш первый вояж в Париж?

— Помню, как не помнить. Хочешь поспорить, что он не имеет никакого отношения к этой истории?

— Дудки, я лучше поспорю, что без него и его бравых мальчиков тут не обошлось.

Дик недоуменно хлопал глазами. — Какой еще Жан? Объясните!

Светка вкратце проинформировала Дика о достопамятной экскурсии в столицу Франции.

— Это ниточка, — обрадовался тот.

— Надо потянуть за нее, — согласилась Сима. — Установи наблюдение за Левье, выяви его связи. А уж сам разговор с ним мы со Светой возьмем на себя. Как старые знакомые. Правда, Светик?

Минуло четыре дня. Сима со Светкой сидели за столиком знакомого ресторана «Вье Бистро» возле Нотр-Дам и ели мясо по-Бургундски. Перед этим они успели прогуляться по улицам города, чтобы оценить изменения. Таковых имелось в избытке. Половина встреченных женщин носила вуали, призванные, надо думать, изображать чадру. Мужчины, соответственно, щеголяли в ярких хламидах и головных уборах шейхов. Вывески на магазинах и предприятиях общепита были продублированы арабской вязью. Тротуары центральных улиц оккупировала орда мелких торговцев всякой разностью, создававшая массу шума.

— Забавно, — сказала Сима, прожевав очередной кусок. — Новые власти ввели специальный налог на лиц, упорствующих в христианских заблуждениях. Налог, кстати, совсем необременительный. Но практичные европейцы… поспешили принять Ислам. Вот такие дела…

— В самом деле? — не слишком удивилась Светка. — А если выйти на улицу в мини-юбке… то нас сначала в участок сволокут… или сразу камнями закидают?

— Не сразу! Сперва все внимательно рассмотрят! Стосковались. У них тут затянувшаяся мода на макси, а за распространение порнографии могут такое припаять, что мало не покажется.

Светка прыснула.

— Тихо, ты! Привлекаешь внимание. А женщине… надлежит быть тихой и кроткой… Ага, вот и Жан, верен своим привычкам. Как думаешь, он нас узнает?

— Не уверена, но точно заметит… уж мы постараемся. Кстати эта бородка, а-ля Бен Ладен, ему не идет.

Делая вид, что вошедший их не интересует, подруги продолжили обсуждение Парижа. На русском языке, разумеется.

— Бон жур! Мадмуазель Сима! Мадмуазель Света. — Жан был в своем репертуаре.

— Здравствуйте, мосье Левье. Как поживаете? — в тон ему ответила Сима.