Шрифт:
«Сбросить инфу солдатам, слегка их накрутить и спровоцировать самосуд?» — снова подумал Михаил.
Но и от этой идеи отказался. По дисциплине такое мероприятие сильно ударит, потом Климов должен будет провести наказание своих солдат, что тоже ему боком вылезет.
— Ладно… подождем официальной реакции американцев…
Дело в том, что еще переходя границу со Швейцарией он отпустил с десяток легкораненых пленных в том числе пару офицеров с предложением обмена всех пленников на русских солдат проходящих излечение.
— Ну а пока надо подготовить почву…
Полковник собрал Солдатские комитеты. Тот же Малиновский мог найти статью, прочитать ее товарищам и это могло все привести к непредсказуемым последствиям, как для пленных, так и для репутации командира дивизии, так что все лучше сразу взять в свою руки и втиснуть в некие рамки. Так что на собрании Михаил Климов сам зачитал им перевод статьи и спросил, что, собственно, делать будем?
Шум поднялся такой, что куда там улью. Солдат охватила ярость.
— Сжечь их всех самих!
— Растерзать гнид!
— Перебить как бешеных собак!
В общем предложений, как поступить с американцами прозвучало великое множество.
— Товарищи, прошу тишины… Я согласен с вами, что без ответа такое оставлять нельзя, но надо дождаться известий о раненых в Ницце и Эксе, а то если мы сейчас порешим всех американцев, то и они тогда оставшихся наших товарищей замучают.
— Верно… обождем немного.
— Так что постарайтесь удержать товарищей в своих подразделениях от необдуманных поступков. Не стоит опускаться до звериного уровня.
Информация в РОДе быстро разошлась, но ситуация осталась под контролем, при этом добродушие русских людей по отношению к пленным, что стало наблюдаться, как только встали лагерем у Женевы, как отрезало. А то бывало табачком могли поделиться, выпить вместе, поговорить и посмеяться какой-то шутке…
Ну да, мы зла долго не помним в отличие от всех остальных, что русских за людей не считают, что в Средней Азии, что на Кавказе, что в Европе. Доброе отношение воспринимают как слабость, а вот они такой «слабостью» не страдают, так что и пытают, и жгут и просто убивают себе на потеху…
Наконец спустя три дня, после пересечения границы РОДом заявился какой-то американский капитан и начал требовать отпустить всех американских пленных без всяких условий. Это Михаилу резко не понравилось.
— Послушай меня, американец… — глухо произнес Климов, бросив тому газету со статьей о сгоревшем госпитале. — Треть ваших пленных уже фактически мертвы… они еще ходят, дышат, жрут и срут, но они уже приговорены к смерти вот за это…
— Это несчастный случай!
— Вот как? Летящие в окна бутылки с зажигательной смесью теперь называется несчастным случаем? А то, что выпрыгнувших из окон горящих людей потом добивали из пистолетов, камнями и ножами тоже несчастный случай?
— Это все чертовы поляки! Они ненавидят вас какой-то животной ненавистью! И как узнали, что вы предали и оставили фронт решили отомстить! Напились и пошли жечь госпиталь! Вы сами виноваты!
— Поляки значит? — обронил Михаил, не обратив внимание на обвинение. — Ну что же, я почему-то ни капли не удивлен… Хотя думаю поучаствовали не только они. Что с остальными ранеными находившихся в Ницце и Эксе?
Американец, поджав губы, молчал, только зло сверкал глазами.
— Понятно… тоже значит сожгли… Как-то слишком синхронно…
— Это все поляки!
— Они прежде всего граждане САСШ, великой демократической демократии… Значат ответят все американцы. Око за око…
— Нет! Вы не имеете права! В конце концов погибло меньше трех тысяч ваших раненых! Виновные будут наказаны!
— Так они до сих пор еще не наказаны?! — изумился Климов.
— Пусть ответят поляки! Три тысячи!
— Нет… Ответят все…
— Вы хотите убить почти тридцать тысяч, меньше, чем за трех тысяч раненых?!
— В точку… Один к десяти.
— Но это же… Безумие!
— Выживших совсем не было?
— Семьдесят восемь человек… — выдохнул американский капитан, опустив взгляд.
— Надо думать выжили лишь чудом… обгоревшие, измордованные… коих гуманнее добить, чтобы не мучались всю оставшуюся жизнь… Ну что же… я тоже дам шанс кому-то выжить…
Климов прямо в этот момент придумал, как ему поступить, да так, чтобы не подвергать своих солдат мощному психологическому прессу.
— Моих солдат повергли испытанию огнем… ваши пройдут испытание тем, чего моим солдатам так в тот момент не хватало — водой.