Давид.

— Что она видела?

— Что видела, того хватило. Сука, — сцепил челюсти.

Морщусь. Теперь понимаю, что за выходка была с поцелуем. Сашу увидела.

— Не хами. Не я к ней полез. Ты, кстати, видел.

Тьфу, оправдываюсь, как малолетка. Самому тошно.

— Я, Давид Рустамович, могу и буду хамить. А ты будешь терпеть, — сквозь зубы цедит Тим.

— С какого?!…

— Ты слово давал. Давал? Давал, бл@дь???

Наступает, кулаки сжаты. Только своё заслуженное я уже получил, сейчас и ответочка прилетит.

— Давал. Ты знаешь сам всё. Тим…

— Дава, твою мать, — перебивает. Садится за стол, роняет голову на руки. — Ты когда её выбирал, ты понимал, кого выбираешь? Молчи. Послушай сначала.

Взъерошивает волосы, трет переносицу.

— Ты не хуже меня знаешь всё, что ей пришлось пережить. Понимаешь, что для нее доверие — не пустой звук. Она же… она как стеклянная, понимаешь? Чуть надавишь, может сломаться. Ты ее уже сейчас чуть не сломал. Стержень у Сашки внутри ого-го — иридий отдыхает, но любому материалу когда-то приходит конец.

Ледяной ветер. Я стою за забором и смотрю на приятеля, с которым приехал сюда впервые. Он протягивает худенькой, почти прозрачной, девочке пакет со сладостями, которые мы купили по дороге сюда. На девчонке колготки с пузырями на коленках, нелепые сапоги и явно тонкая куртка. Одежда в точности, как у других детей, стоящих поодаль. Влад греет ее ручки в своих ладонях и что-то говорит. Отсюда не слышно. Девочка хлюпает носом и согласно кивает. Чувствую, как у меня щиплет в глазах. Крепко зажмуриваюсь и отворачиваюсь, чтобы больше не видеть никого за забором. Через некоторое время Влад хлопает по плечу, и мы двигаем обратно. "Скоро я ее отсюда заберу", — кивает за спину. Туда, куда я больше смотреть не хочу… Но в следующие выходные приезжаю с ним снова и привожу девочке шарф и варежки яркого оранжевого цвета…

Трясу головой, отгоняя воспоминания.

— Тим, брат, прав. Прав, сука, — бью по столу. — Только что делать с этой правдой?!

— Решить, что для тебя важнее, Давид. — Артур молча слушал весь разговор. — Скажу тебе то, что ты и так знаешь сам. Ты расставь для себя приоритеты. Важнее физиология или душа? Мы все не безгрешны. Трах по обоюдному согласию ради удовольствия — почему нет. Никто не осудит. Получили каждый свое и разбежались. Свободные люди. Обществу глубоко положить, по сути, кто с кем и как. Но в глазах таких, как твоя Саша, это дикость. Категория маминых дочек, с которых пылинки сдували. Твоя совсем не мамина, конечно. И вообще странно, как она, пройдя два детдома, осталась чистым ребенком. Но я к тому, что такая, как она, выбирает раз и навсегда. Если разобьешь, то уже не починишь. И сам себя не соберешь.

— Твою мать, я сам всё это знаю, не лечи.

— А я знаю, что знаешь. Но тебе проговорить это надо. Ты здесь и сейчас реши, насколько тебе всё это надо. Готов напрягаться, обдумывать слова, действия? Готов яйца взять в кулак и ждать, пока она созреет? И самое главное, готов вляпаться во все то, куда она влезла, сама того не зная?

— Готов. Ты думаешь, я полный имбецил, вообще трезво мыслить не умею?! Хрен его знает, как так получилось. Но, бл@дь, я люблю ее. Понимаешь, люблю. И пылинки сдувать готов, и понимать, и просто рядом быть. В любом качестве. — Орем друг на друга. Смысл повторять мне очевидное?!?!

Останавливаюсь посреди кухни, когда до воспаленного мозга доходит последняя фраза.

— Куда она влезла? Я по — любому, в деле. Есть подробности?

Широким шагом входит батя. Чеканит шаг. Пожимает пацанам руки. Хлопает меня по плечу, а потом крепко обнимает. В мои тридцать два отец до сих пор считает ребенком. И ведет себя порой соответственно.

— Фамилия Барсов тебе о чем-нибудь говорит?

Твою ж мать! Вскидываю на папу взгляд.

— Девочку твою по его наводке искали. Лучший друг правой руки Шмеля. Чуешь, откуда ветер дует?

— Харрасов? Саша рассказывала о нем. Я в больнице пока были, видел его сообщения ей.

— Говорят, он кукушкой поехал на ней. И теперь, сынок, надо решить. Готов ты к возможным проблемам ради этой девчонки или нет. Здесь нет тех, кто осудит за отказ. Дело серьезное, Давид. Но знай, что у тебя всегда есть надежный тыл.

Умеет отец найти такие слова, чтоб пробрало.

— Пап, я её люблю.

— Серьезные слова, сын, — строго.

Тимур переводит внимание на себя, за что я ему сейчас очень благодарен:

— Значит, смотрите. Влад мне звонил. Теперь мы знаем, что он жив. К нему сейчас лучше не соваться, поэтому местоположение — где угодно. Артур пробить, откуда звонок был, не смог. Говорил коротко, про Барса тоже от него инфа.

За что мы все ценим Тима: в серьёзной ситуации умеет сказать коротко, емко, по существу.

Обсуждаем варианты, где может быть Влад. Город весь прошерстили. Самый актуальный вариант — в Самаре. Главное, как он убедил, в безопасности. Где был и почему молчал, Тиме не сообщил.