— Я в окно подвала воду от дождя собирал и личико ей вытирал. Она никак не могла очнуться. Не знаю, сколько дней мы там пробыли… приходили, били. Старался ее закрывать, как мог. И пока мог…

— Шесть, — хриплю, перебивая его.

— Что?

— Шесть. Шесть дней вы там были. Не знал, что это был ты. Я выносил Сашку оттуда. Когда нашли. У стены лежал забитый парень. Спецы сказали, труп.

Тима останавливается и трет руками лицо.

— Дейв, мы с ней все время говорили. Обо всем. Она боялась засыпать. Девчонка, ребенок совсем. У меня никогда сестры не было, а она… она меня братом звала, пряталась за спиной. Сукиии! — Друг со всей дури пинает кресло, на котором сидел до этого. — Они же насиловали ее. Ей, блядь, этого ребенка. Били, держали и………. твою мать, я был рад сдохнуть, чтобы не видеть этого. Ее крики, а я помочь не могу. Я до сих пор вижу в кошмарах, блядь!

Смотрю в заблестевшие глаза Тимура и чувствую жжение в своих. Я не знал, не знал. Влад ничего не сказал про насилие. Твою мать! Мы тогда влезли во все это по — дурости. Развитие бизнеса, собственные гениальные, как тогда казалось, идеи, возможность срубить куш по — легкому… К тому времени мы с Владом уже хорошо сдружились, хотели собственное дело. У Севера свои мотивы, у меня максимализм зашкаливал, хотя родители ничем ни разу не попрекнули. Тру переносицу, вновь возвращаясь в тот день.

Девчонка была сильно избита, выносил я ее без сознания. Она долго — долго лежала в больнице, первое время молчала и боялась открывать глаза. А потом Влад решил ее увезти из города, потому что давили сильно. Нашел интернат в другом городе, все оформил и чтобы присмотрели. Но ездить — практически не ездил. Ублюдков в тот же день положили люди начальника друга, но кто за ними стоял не нашли. Васнецов землю носом рыл, но кто и что… чего хотели, главное? Никаких ведь требований не было. Вообще никаких. Оказывается, это был отец Тимура.

— У меня фамилия матери, — поясняет друг. Видимо, мой взгляд слишком красноречив.

Если бы я тогда знал…

— Если бы я только знал…

Сидим молча. Каждый думает о своем. И об одном. Вернее, об одной. Той, что возится сейчас на кухне.

Сколько в хрупкой девочке должно быть силы духа, чтобы не сломаться и продолжать жить? Она прошла через этот ад, восстановилась. Чисто внешне про нее и не скажешь. Только сейчас вспоминаю, киваю другу на бровь: «Оттуда?». Молчаливый кивок. И у нее, значит. Кому-то из уродов показалось это забавным?

Я благодарен Тимуру, что он решил рассказать. Это сложно объяснить самому себе, но я внутри чувствую, что должен был это знать. И крепнет чувство, что девчонку надо оберегать… хочется оберегать и защищать. Тогда не смогли. Сейчас еще не поздно.

Темнота. Она давит на уши, на глаза. Я иду и спотыкаюсь, встаю и снова пытаюсь идти. Сил совсем нет, но я упорно двигаюсь и двигаюсь. Я должен. Знаю, что должен. И вот он, тот самый подвал. Этот липкий страх стекает по позвоночнику, концентрируется где-то внутри живота, он давит на мозг, парализует тело. Но надо, надо его преодолеть, чтобы найти её. Худенькая девочка без сознания, к которой я бегу по битому стеклу, бросаюсь на колени перед ней. Дышит? Дышит! Громко выталкиваю воздух из груди и понимаю, что все это время не дышал сам.

Этот кошмар преследовал потом много лет. Один и тот же сон из ночи в ночи. Литры бухла, изматывающие тренировки — ничто не помогало, никак! Ни бабы, ни сигареты, ни ледяной душ. Как старик я закидывался перед сном снотворным, но кошмарный сон возвращался, чтобы воспоминание о липком поте никуда не исчезали. Кто сказал, что время лечит? О нет, оно не лечит, оно немного притупляет воспоминания, но страх или боль, они не уходят насовсем.

Вижу лицо Тима и чувствую, как хреново ему сейчас. Свежи его раны… он ездит к ней каждое утро. Каждое утро с ее любимым ореховым латте и «Мишкой на севере». А теперь к той боли добавились воспоминания.

— Выпьем?

От автора: в моей группе ВК (указана в профиле) есть визуалы героев. Присоединяйтесь, буду рада.

И, конечно, мне будет приятно, если история вас зацепит. Обещаю выкладывать быстрее с вашей активностью

Саша.

Вот это кухня! Мечта! В интернате я часто вертелась около поварихи, потому что готовить любила. Да и спокойнее было. Поэтому, в принципе, умею многое. Не знаю, что едят в этом доме, но наверняка против супа, мяса и гарнира возражать никто не будет. Ну и салатик.

Увлеклась. С такой-то техникой! Омммм! Курочка уже зарумянилась и аромат витал… хотя я сама мясо ни-ни, но запааааах… суп, салаты уже ждали мужчин, а партия пирожков доходила в духовом шкафу. Надеюсь, понравится! По крайней мере, старалась очень.

Сервировав стол, задумалась, что делать дальше. Я же не знаю здешних порядков. Пойти позвать или сами придут. Или вообще подавать надо было в другом месте — дом-то изучить не успела. Все плаваю и плаваю в своих мыслях, а в кучу собрать не могу. Может, сейчас это и неплохо, потому что паника подкатывает, а она не лучший советчик.

Ой, хорошо, что Тимур заглянул за водой.

— Тииим? А у меня уже все готово.

— Малышка, — разулыбался. Стоит, волосы взъерошенные. Ну такой же милый! — А мы тут… вот, короче. — И бутылку из-за спины вытаскивает. Виски? В обед? Серьезно?!

— Аааа… эммм… что-то случилось? — Нет, ну нормальные же люди просто так не глушат виски в это время?

— Сашуль, ты это, иди лучше позанимайся, ладно? Мы завтра поболтаем. Мы с Дейвом здесь тогда посидим.

Я взяла принесенный Давидом ноутбук, и ушла в комнату, в которой ночевала. Тимур был прав: неизвестно, сколько времени придется провести здесь, а работу и учебу никто не отменял. Рассчитывать мне, кроме себя, не на кого.