Я выложил нашу фотографию и подписал: «Моя Алёна». В конце предложения поставил сердечко, хоть и сомневался, но Алёна до этого молча наблюдавшая за моими действиями, рассмеялась, и сказала, что это слишком слащаво для такой «брутальной» страницы. В итоге сердечко я оставил. Может, на зло ей, не знаю.

Выкладывая пост, я не сомневался ни секунды, хотя у Алены переживания были. Я ни разу не постил фотографии с девушками. Потому что было плевать на них? Наверное. А сейчас всему миру хотелось заявить, что она моя. И чтобы нас не ждало дальше, мы справимся. Я надеюсь на это.

— Если моя мама про это узнает, то не видать мне льда, — как-то грустно и одновременно весело сказала Алёна.

— Почему ты передумала? — спросил я.

— Я думаю, уже неважно.

— Ошибаешься, это важно для меня.

— Денис, пойми меня, пожалуйста, правильно. Я всю свою жизнь живу по расписанию, слушаюсь родителей, тренеров, врачей. Для меня это естественно, наверное. Не всегда мне это нравится, вернее порой я бешусь, но слушаюсь, потому что всегда знаю зачем, всегда знаю, что надо. Поэтому когда мама дала надежду вернуться в спорт, я согласилась, не раздумывая… А когда задумалась, то поняла, что не хочу выбирать. Я вообще никогда ни с кем не встречалась, у меня не было на это времени, поэтому я могу делать ошибки, и скорее всего, буду их делать, но больше я не хочу выбирать. Ты мне действительно нравишься.

Я крепко сжал Алёну в своих объятиях. Наверное, я хотел услышать не это. Быть в глазах любимой девушки тем, от кого она никогда не откажется. Эгоистично, но это так. Но Алёна уникальна, она умнее и взрослее всех моих знакомых девушек. Она может сделать выбор, даже если он ей не нравится. Этим я не мог не восхищаться.

— А я, кажется, тебя люблю, — выпалил я неожиданно даже для себя и, не дав возможности ей ответить, накрыл ее губы своими.

Птица феникс снова расправляла свои крылья.

Алёна

Пока я поднималась домой, прокручивала в голове слова Дениса, сказанные мне сиплым голосом.

«Я, кажется, тебя люблю.»

Пульс зашкаливал. Эмоции захлестнули с головой. Счастливая улыбка не сходила с моего лица. Какая-то эйфория дурманила голову.

Любит. Любит. Любит.

Мне пришлось постоять около входной двери и взять себя в руки, чтобы не выдать всех эмоций, переполняющих душу. Не получилось. Поэтому я хотела быстро прошмыгнуть в свою комнату как мышка, но папа вышел встречать меня. Спрятаться не получилось.

— Пойдем. Поговорим, — коротко и ясно прозвучали слова отца, как приказ.

— Ладно, — нехотя согласилась я, понимая, что разговора не избежать, но сейчас мне не хотелось ни слушать их, ни говорить.

Я зашла в гостиную. Мама стояла около окна, смотрела вдаль и даже не обернулась. А папа жестом пригласил меня сесть рядом. Глубоко выдохнув, я заняла предназначенное мне место. Отец сразу заговорил, не тянул время.

— Как каток?

— Хорошо, — ответила я, подумав, что эти предисловия ни к чему.

— Ладно, — будто услышав мои мысли, согласился отец, — Алёна, мы поговорили и приняли решение.

Я все подобралась и впилась взглядом в отца.

— Твой врач нас не устраивает. Прежде, чем ты возмутишься, послушай. Она не оперировала ни одного фигуриста или даже спортсмена. У нее много хороший отзывов в интернете, но кто эти люди, мы не знаем. Реальны ли они? Амбиции у нее, конечно, есть, но она слишком молода. Молодость — это хорошо, но не в этой ситуации. Сейчас нам нужен опыт и трезвая голова. Мы не сможем ей доверить нашего ребенка. Это нерядовая операция, с помощью которой она сделает себе имя или искалечит жизнь тебе.

Я непроизвольно сжала руки в кулаки и впилась ногтями в кожу. Хорошее настроение улетучилось в секунду. Сердце теперь работало медленно, будто каждый удар дается с трудом.

— Но мы тебя услышали. Мы нашли информацию о враче, который оперировал олимпийского чемпиона с похожей проблемой. Только не помню, как его зовут, с длинными волосами такой… — папа щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить.

— Александр Воскресенский, — на выдохе ответила я, потому что сама искала данные врача, который его оперировал, но не смогла сделать этого своими силами.

— Да, он самый. Его оперировал Степанов Андрей, сейчас он ещё практикует. Мы поедем к нему на консультацию.

— А если он откажется? — спросила я, горько усмехнувшись.

Я слишком привыкла слышать отказы, чтобы надеяться на чудо. Моим чудом уже была Валерия Викторовна.

— Тогда я подпишу бумаги, необходимые для операции у твоего врача, хоть мне это и не нравится по озвученным ранее причинам. Дам согласие. Но я хочу, чтобы ты меня услышала. Принимать решение тебе. Мы считаем тебя умной и взрослой девушкой. Взвесь все «за» и «против». Подумай о том, что ты можешь навсегда остаться в инвалидном кресле. Я даю тебе право выбрать самой, как ты этого и хотела. Но подумай о том, что выбираешь ты не только свою судьбу, но и нашу, — на этих словах мама резко вышла из комнаты, а я заметила, что он стирает со щек слезы, непроизвольно сжалась, — ты обречешь не только себя на неполноценную жизнь, но и нас. Я надеюсь, на твою благоразумность.