– Ты в порядке? – теплые пальцы Амира касаются пряди волос, упавшей на лицо, убирают ее нежно мне за ушко.

– Ты серьёзно? – срываюсь на нём. – Вы похитили меня, держите неизвестно где, и интересуетесь, в порядке ли я?

– Послушай, Рыжая, я здесь всего лишь охранник. Мой дядя привёз тебя на твою малую родину. Не я!

– Твой дядя? Значит, ты с ним заодно.

– С женщиной спорить, себе дороже, – смеется молодой человек. – Ты ничего не съела! Я беспокоюсь, – сочувственно двигает ко мне поднос.

– Хот-дог? Я балерина! Играю главную роль Жизели в выпускном спектакле. Хотя, кому я это рассказываю? Меня же похитили, когда я выходила из хореографического училища. Вы всё обо мне знаете! Так ведь? Говори! Не молчи! – слышу в своем голосе вопящие нотки отчаянья.

– Боюсь, с балетом придется завязать, – парень сочувственно улыбается.

– Я лучше умру!

– Умереть не получится. Всё равно тебя накормлю, чего бы мне это не стоило.

Сосиски и горчица воняют так, что подташнивает. Еле сдерживаю подкатывающую к горлу тошноту.

Но главная причина тошноты не в этом. Отвратительно осознавать, что снова несвободна.

Сегодня мне исполнилось восемнадцать, через месяц заканчиваю училище. Меня уже пригласили артисткой балета в Большой.

Всё как я мечтала! Не на главную роль. Нет. Но всё же я счастлива… была… до вчерашнего дня.

Вчера меня снова похитили.

– Принеси кусочек курицы и зелень, – прошу у парня, глядя в его добрые черные глаза.

– Умница! – гладит меня как ребенка по голове.

Засыпаю. Сквозь сон слышу неприятный мужской голос.

– Нотариус ждёт. Поехали, красавица.

Открываю глаза, со злостью смотрю на седовласого широкоплечего мужчину. Ему лет под шестьдесят. Я могла бы назвать его стариком, но язык не поворачивается. В нем чувствуется мощная жажда к жизни и деньгам.

– Не подходи ко мне, – шиплю, выставляя когти. Пока охрана зависает, набрасываюсь и оцарапываю его загорелую руку, увитую татуировками и черными волосами.

В ответ он хватает меня за руку, поднимает с кровати как пушинку.

– Нет! Не надо. Пустите!

– Замолчи, бестолочь! Подпишешь документы на участок и езжай домой! Разбежимся как в море корабли.

– Какой участок? – луплю на него обезумевшие глаза. – У меня ничего нет, мама всё отдала государству.

Мужчина громко хохочет.

– Господи, не всё?! – до меня доходит страшная правда. – Мы чего-то не знаем?

Меня везут к нотариусу.

– Так, – седовласая женщина с грозным лицом и тяжелой челюстью долго смотрит в документы, затем выплевывает: – где вторая?

– Что? – он недоуменно сверлит нотариуса наглым взглядом. – Вот она – хозяйка участка, подпишет договор передачи добровольно.

– Здесь должна стоять вторая подпись – ее матери. Только так земля будет предана окончательно новому хозяину, – женщина захлопывает папку с документами. – Свободны.

Выходим из кабинета. Не могу сдержаться, истерично заливисто смеюсь. Папа обхитрил всех. Разыграл многоходовки такие, которые по сей день никто не разгадал. Ни менты, ни бандиты, ни бизнесмены, ни мы с мамой.

– Зря радуешься! – седовласый Карабас-Барабас прищуривает гневно черные глаза, смотрит на меня так, будто прощается…

Меня снова запирают в комнате.

Нервы напряжены от ожидания, я вся один сплошной комок. Неужели, не успею сыграть в спектакле?

Утешает одно – общение с Амиром.

Он резкий, чеканит каждое слово, заглядывает в нутро темным черным взглядом, читает меня как открытую книгу, понимает. Взгляд черных как ночь глаз дарит надежду.

В один из дней Карабас снова посещает меня. В его руках телефонная трубка.

– Звони матери. Пусть прилетает завтра. Одна. Мои люди ее встретят.

– Нет, – мотаю головой. – Я не подставлю родную мать.

Шестое чувство подсказывает, что даже если мы подпишем документы, нас не отпустят.

– Мы честно выплачивали тебе твою долю с участка все эти годы! Теперь пришла твоя очередь рассчитаться с нашей семьей.

Из моего нутра вырывается стон отчаяния: – Я ни о чем не знала!

Меня выжимает эмоционально. Неужели мы брали деньги у этого человека? Зачем?

– Подумай до завтра! – Седовласый мистер забирает телефон, покидает комнату.