— Вот-вот. А товарищ Буденный сейчас у нас отвечает за всё западное направление, поэтому владеет информацией о вас даже больше чем мы с Лаврентием Павловичем.

— Очень приятно. — совершенно искренне ответила Ирина.

— Давайте попьём чаю. — предложил Берия — мы знаем, что вы любите цейлонский чай, а к чаю мне из Ленинграда прислали вафельный торт «Фантазия», он ещё не поступал в продажу. Не откажетесь отведать?

Уселись у стола, накрытого к чаю, и разговор начался сам собой.

Сначала продегустировали тортик, другие сладости, отведали несколько сортов чая. Поговорили о том, о сём, о впечатлениях от Москвы. Ирина и Лариса премило щебетали, ожидая начала серьёзного разговора.

Ирина обратила внимание, что Сталин едва-едва поддерживает разговор, внимательно наблюдая за ними.

Отметила и продолжила непринуждённо болтать: будет нужно — будет разговор. А не случится разговора — значит, их сочли недостойными доверия.

Наконец перешли к серьёзным вещам, впрочем, всё началось с шутки.

— Как мне сообщили, все деньги, которые у вас были, в том числе и выплаты, положенные за государственные награды, вы потратили не на одежду и украшения, как того следовало ожидать, а на книги, реактивы и инструментарий для своего госпиталя. Это правда? — спросил Берия.

— Это правда. — кивнула Ирина — Вы знаете, какое это событие, первый раз в жизни побывать в столице нашей Родины? Вот и хочется привезти с собой что-нибудь, на память. Ну не брошки же и кофточки везти из Москвы? Хочется чего-нибудь полезного в работе, и чтобы напоминало о поездке.

— Но позвольте, двадцать три сфигмоманометра[1]... Не слишком ли крепкая память? — стараясь не рассмеяться, любопытствует Лаврентий Павлович.

— Не думаете ли Вы, товарищ Берия, что мы способны заботиться только о себе? — возмутилась Ирина — Эти тонометры предназначены всем врачам и процедурным медсёстрам. Очень хорошие приборы, удобные и красивые, вот и будет память. И фонендоскопы в нашей работе тоже вещь ежедневного употребления. Тем более, такие аккуратные, симпатичные и удобные в работе.

— Так-так-так. — сказал Буденный — может быть, есть смысл их скопировать и запустить в серию?

— Разумеется, есть смысл. Но тут бы лучше подойти более широко: пройтись по всему перечню инструментария и медтехники, да и придумать такой механизм, чтобы в производство сразу, или, по крайней мере, быстро, внедрялось бы самое лучшее и передовое.

— А не хотите ли заняться этим сами? — прищурился вождь.

Ирина улыбнулась:

— Знаете, товарищ Сталин, Вы мне напомнили эпизод из фильма, когда Петька спрашивает Чапаева: «Василий Иваныч, а ты сможешь командовать армией? А фронтом? А во всемирном масштабе?» Чапай ему и отвечает скромно, прямо и честно: «Во всемирном масштабе не смогу — языков не знаю».

Дружно посмеялись.

— А если серьёзно, то рано нам. Вам докладывают, что мы обучаемся у товарища Дикобразова Антона Петровича. Он проводит с нами занятия, и нам же присылает первые экземпляры своих учебников.

Вождь согласно кивнул.

— Тогда вы должны отдать себе отчёт, что огромный пласт новейших знаний и навыков, который мы успели накопить и освоить, просто пропадёт, поскольку в административной работе они неприменимы. Это первое. Второе: не хочу хвастаться, но работу госпиталя мы с Ларисой Авдеевной наладили единственно верным образом. Я имею в виду приоритет сохранения жизни наших пациентов. Мы сознательно не лечим следы ожогов, не восстанавливаем конечности и не выращиваем повреждённые глаза. Да, мы это можем, но не делаем. Да, нашим пациентам остаются уродства, но сохраняется сама жизнь.

— А стоит ли жить без глаз? — глухо спросил Буденный.

Старый солдат знал, о чём говорил — на своём веку он насмотрелся на калек и увечных.

— Стоит. Дело в том, что после войны мы сумеем организовать восстановление членов и органов у инвалидов войны. Это будет нелёгкая и страшная работа, но мы к ней уже готовимся. Все наши пациенты знают о наших намерениях и о приготовлениях, верят нам и согласны подождать, потому что восстановление одного органа будет стоить несколько десятков жизней. Тех, кого мы не сможем полечить.

— Теперь понимаю. Жалость к одному обернётся большой бедой для многих.

— Следующее соображение, третье по счёту. — продолжила Ирина — Работы по размножению медицинских приборов из будущего. Так сложилось, что этим процессом лучше всех получается управлять нам с Ларисой Авдеевной. Мы настойчиво ищем других людей и подобрали уже четыре пары, но все они слабее нас. Огромные надежды мы связываем с парой, которую образовали недавно, но есть серьёзнейшее препятствие: у ребят нет хорошего медицинского образования. Девочка хотя бы окончила медучилище, а у мальчика за плечами только средняя школа и курсы санинструкторов при дивизионном госпитале. Мы этих ребят учим, причём самым новым и совершенным методикам. Мы даём им самую лучшую теоретическую подготовку, которую только способны организовать: все врачи читают лекции и натаскивают на необходимые манипуляции. Правда, я не знаю, как мы их потом будем аттестовать, и какой они получат диплом, это вопрос будущего, что-нибудь решим. В конце концов, товарищ Бурденко даст совет, на сей случай, он мудрейший человек в мире.