– Выплачься, мать, легче станет.

И Номи «выплакалась». Да так, что едва не утопила Роду в слезах и слюнях. Молния стоически выдержала всё. И солёные фонтаны, и брызги из носа, и безудержно хлынувший поток слов, выплеснувший унизительные, ненавистные воспоминания («Представляешь, Ро—ода, чёрные брезговали даже изнасиловать беломазую полукровку!!!»), и девичьи грёзы, и надежды, страхи, комплексы…

Абсолютно спокойно (прокомментировав лишь: «А я и так знаю.») восприняла она страшное признание Наоми Эвелины Джоан м Джексон. Модифицированная самой природой кисумуанка выплакалась случайной «жилетке», проговорившись о том, что по законам ОП – между именами и фамилией у неё в Долевом Списке должна стоять буковка «м». Маленькая, но судьбоносная…

И когда Номи иссякла, Рода долго молчала, поглаживая волосы девушки, спрятавшей лицо в виртуальном костюме, под которым ощутилось вполне реальное, живое и горячее, пахнущее пОтом и косметикой, женское тело.

Потом сказала:

– Ну и плюнь, маленькая. Плюнь и разотри. Всё у тебя будет, как ты хочешь. Просто ещё не настал твой звёздный час. Это хорошо, что ты попала на «Пожиратель», на том корыте не самый худший Экипаж. Походи с ними, а там посмотришь… Вот увидишь, всё так или иначе утрясётся. Как бы там ни было плохо, надежды не теряй, и всё будет полный вперёд! Даст Вир, встретимся ещё когда—нибудь, и ты мне скажешь: была ты права, Молния.

И стало почему—то Номи гораздо легче от всех этих банальностей, высказанных искренне—сочувственным тоном. Рода ввела в терминал девушки свой сетевой адрес, поцеловала её на прощание и выпустила через один из запасных выходов. В другой коридор, пустынный и плавно закругляющийся влево. Напоследок сказала:

– Иди по нему с километр до радиальной магистрали сто сорок девять, там на перекрёстке опустишься лифтом двумя уровнями ниже и на станции трейнвея сядешь в капсулу. Только не забудь, товарка – выходишь на остановке с номером нужного тебе блока причалов. Доброго базара, маленькая. Дай тебе Вир повстречать своего принца…

Когда Номи, молча поцеловавшая Роду в губы на прощание, уже отдалилась на несколько шагов, то услышала окончание пожелания, на выдохе прошептанное:

– …которого я так и не встретила… а может, встречала, но не распознала и упустила…

Девушка хотела остановиться и повернуться к женщине, но в эту секунду сетевой терминал Номи возвестил, что уже приближается условная стандартизированная полночь, а следовательно, время увольнения давным—давно закончилось, и условленный час встречи миновал, и если бы ему дали соответствующую команду, он бы напомнил; и всё же он считает своим долгом, как запрограммировано, фиксировать ошибки и напоминать иногда, что…

Поэтому Номи ускорила шаг, и не обернулась. Прежде всего – Долг перед Экипажем, во всех его смыслах и проявлениях, импульсами по носителю чётко зафиксированный в контракте. Рода – не являлась членом экипажа «ПП». Пускай даже и у неё на теле – имеется тату, аналогичное нанесённому на тыльной стороне правой ладони Номи.

– …Вай—й—й какая ля—аля! – голос раздался настолько близко и неожиданно, что Номи вздрогнула. А голос продолжал на пиджин—спанье: – Смори, смори, как сиси, сиси—то колыхаются! Нра—авится?..

– Ага, Лопец! Так бы ей и вду—ул! – раздался в ответ второй голос, ещё более низкий, грубый и хриплый, чем первый. – Хоть лысая, а жопа шо на—адо! Во пу—ута! У меня аж волосья торчат в стояке!

«Неужто у меня и вправду настолько соблазнительно колышутся при ходьбе груди и моя корма выглядит настолько сексапильной?!» – подумала Номи, медленно разворачиваясь.

О подобных положительных характеристиках собственной внешности она, в общем—то, подозревала. Но чтобы – настолько?!!

«Обожателей», появившихся откуда—то из бокового ответвления, было трое. Третий голоса не подавал. Однако Номи безошибочно определила с первого взгляда: если кого и следует опасаться, то молчащего. Пара громогласных воздыхателей: неимоверно волосатый, похожий на ригеллианина человек и физиологически «почти человек», обросший густым мехом ригеллианин, – так, обычное хулиганистое жлобьё. Люмпенские подонки общества, непременные атрибуты любой станции или планеты, это самое общество имеющей. Когда есть поверхность, обязательно должно быть дно.

А вот третий… Третий выглядел как хищная рыба, обитающая между поверхностью и дном, в мутной воде. Очень—очень хищная и опасная рыба.

– Га—а! – в восторге оглушительно хлопнул себя по мощным бёдрам, едва прикрытым подобием повязки, человек. – И я грю, Фернандец, пу—ута какая!! Ля—аля…

«Исторгнутое со страстным придыханьем словечко „ляля“, видимо, является для него, – с отвращением подумала Номи, – чем—то вроде лингвистического отображения наивысшего сексуального вожделения…»

– Закройте пасти, придурки, – негромко скомандовал третий на спаме, и его моментально послушались. Виновато покосились и скоренько отодвинулись в арьергард. Номи очутилась лицом к лицу с ним.

А он молчал. Мерзкий тип… Узенькое, хищное, явно нечеловечье, хотя Номи затруднилась бы определить, к какой расе принадлежащее, лицо. Безрукавка из серого материала, очень длинные руки, все в странновато смотрящихся продольных жгутах мышц; у человеков анатомия сходная, но всё же не совсем такая… И тонкая полосочка рыжеватого волосяного покрова над верхней губой. Особенно противной, отталкивающей Номи почему—то показалась именно эта полосочка, хотя у Янычара также имелись тонкие усики.

– С нами идёшь, – не скомандовал, а как—то так, буднично констатировал, мерзкий тип. Голос его, звучный баритон, был спокоен и скучен.