«Все, теперь точно надо убираться!» – сказал себе Рехи, отсекая любые сомнения. Агрессия людоедов только нарастала, теперь они мстили за вождя, но бестолково, каждый на свой лад. Рехи уже не смотрел. Он кинулся к частоколу, проскользнул под чьим-то шатром, разбил несколько глиняных кувшинов, запутался в плетеной корзине, опрокинул варево из костей и устроил пожар, раскидав угли из очага… Так даже лучше! Чем больше хаоса, тем лучше.

Забор, частокол – еще чуть-чуть. Ноги несли быстрее, чем обычно, или так казалось. Лишь бы вырваться из кипящего котла, в который превращалась деревня. Из-за спины доносились взрывы, дикий скрежет и душераздирающие крики. Неужели это все творил Сумеречный Эльф? Или люди устроили свару между собой? Да уже неважно! Лишь бы добежать, докатиться. Прыжками, на четвереньках и как придется. Но внезапно кто-то повалил наземь, придавив ноги.

– Попался! – прорычал людоед. Рехи извернулся змеей, отчаянно лягаясь, заревел взбешенным зверем и впился клыками в шею врага, ударив того несколько раз мечом в живот, пронзая доспех из кожи ящера. Другой рукой он отводил от себя оружие противника, сжимая запястье. В тот миг мысли отключились, осталось только телесное, животное, озлобленное.

Когда короткое противостояние закончилось, Рехи выплюнул кусок выдранной с мясом гортани противника. Сердце бешено колотилось, и только возле самого забора пришло осознание: «Да это же был воин, настоящий воин». Но гордости за себя или радости победы не было, страх гнал прочь – в родную ночь, в пустошь, подальше от костров людоедов.

За спиной что-то оглушительно рвануло, взвилось вихрем. Но снова наблюдать нечто невероятное и жуткое не хотелось. «Нет, Сумеречный точно не из ордена гипнотизеров. Кто он? Да хоть сам Двенадцатый Проклятый! Он помог мне бежать. И хватит с меня», – отсек лишние рассуждения Рехи, перемахивая через забор. Он мягко приземлился на песок, но тут же споткнулся обо что-то и покатился под гору вдоль дюны.

«Тринадцатый… Я – Тринадцатый», – донесся в голове с прощальной печалью далекий голос, но Рехи уже никого не слушал, он бежал прочь, утопая в клубах пыли. Он опять направлялся в сторону красных сумерек, точно там находился неведомый полюс притяжения, не позволявший сбиться с пути.

«Так, цель прежняя. Двенадцатый Проклятый, – думал он. – Может, я хочу не просто набить морду? Может, мне надо спросить, как мы такими стали… За что мы такими стали?»

Он сидел на камне посреди темноты и пепла, и сложенные за спиной крылья едва мерцали. Он рисовал на песке странные символы. Погруженный в свое бессмысленное занятие, Проводник, казалось, не замечал никого вокруг. Иссушенная тонкая ветка передвигала песчинки, словно мгновения, отмеренные миру. Линии складывались в узор: набор точек образовывал безупречно ровные круги.

Рехи едва различал их, сутуло застыв поодаль, точно загнанный зверь. Дыхание сбилось, под ребрами клокотал невыносимый огонь, пробирая ознобом и жаром.

– Ну хоть кто-то… Хоть кто-то… – беззвучно шевелились спекшиеся губы. Рехи и сам не понимал, что обязан сделать этот «кто-то», но, наверное, помочь. За время бега прочь от деревни людоедов тело потеряло слишком много крови, слишком отчетливо напоминали о себе все раны. Сбежать-то оказалось просто: достаточно кинуться вперед в восторженном прыжке. Зато выжить – почти нереально. Пустошь всех убивала – медленно, мучительно, соблазняя несбыточными надеждами и случайной удачей. Только угасала вера в последний шанс, как снова возникало что-то, кто-то приходил… Вот и теперь на большом камне сидел сгорбленный крылатый человек в неизменно чистом балахоне.

Митрий плавно вывел круг, потом поставил по его контуру несколько крупных точек. Получилось даже сосчитать их: две руки плюс еще два пальца, и еще один – вне круга. «Три-три… тринадцать!» – вспомнил мудреное слово Рехи, и тут же вздрогнул, словно вновь донесся голос Сумеречного, как совсем недавно. Определенно, все они были связаны. Но как и зачем? Рехи не понимал и не очень-то стремился разгадать тайну.

Впрочем, даже нараставшая боль не мешала рассматривать незатейливые рисунки. Круги дополнялись отростками, которые тянулись от них стрелами в разных направлениях. Вскоре орнамент превратился в неразборчивую паутину. Митрий вздохнул.

«Сам, что ли, запутался? Поделом! Нечего других путать», – зло подумал Рехи, но сказать вслух не посмел. Он одинаково боялся как прогневить Проводника, так и спугнуть. В силе его уже не приходилось сомневаться, и Рехи обычно вовремя хватался за свою выгоду.

Но крылатый странник старательно делал вид, будто перед ним пустое место. Вскоре он пустился в рассуждения с самим собой, внимательно поглядел куда-то наверх – словно там нашлось бы что-то, кроме черного полога – и, опустив голову, обратился неизвестно к кому:

– Он просто несправедлив или не знает, как сразить зло? Он допускает его как необходимость или не может победить? Кружа веками по мирам, я пытался понять. А еще раньше – поговорить напрямую…

– И что? – подал голос Рехи. Надоело ему изображать сухое дерево или молчаливый камень. Митрий словно бы дружелюбно поднял глаза. Они оказались не красными, как у эльфов, а какими-то прозрачными, под цвет коры деревьев. Рехи забыл название этого странного цвета.

– Только крылья чернели, – с обреченной горечью отозвался Проводник, болезненно сцепив кисти в замок. – Из-за моего вопроса мы совершили все это. Все-все это.