Тинелли очень обрадовался приезду Степана, и ему не терпелось скорее пуститься с ним в поездку по городам Италии, о чем он и хотел сейчас с ним договориться.

Первую поездку из Лавено они совершили по озеру Маджоре, проплыв на небольшом пароходике вдоль побережья до швейцарского города Локарно. Здесь обитало много русских эмигрантов и просто туристов, приехавших развеять скуку. Некоторых из них Тинелли знал по Петербургу и представил им Степана как художника, приехавшего из России для знакомства с итальянским искусством. Ни имя, ни тем более внешность Степана ни о чем не говорили. К тому же он все время отмалчивался, видя, что соотечественники знакомились с ним просто ради приличия. А некоторые только удивлялись, с какой стати Тинелли таскает повсюду за собой неряшливо одетого и невзрачного молодого человека.

По возвращении в Лавено Тинелли и сам понял, что потрепанную одежду друга следует заменить чем-то более европейским. В тот же день он повел его к портному и заказал легкую костюмную пару из тонкого светлого трико. Вместо тяжелых штиблет дал Степану свои, легкие, из желтой кожи с медными застежками вместо шнурков. Степан поворчал немного, но все же переобулся.

Примерно через неделю по возвращении из Локарно Тинелли предложил Степану переехать в миланский палаццо, чтобы ему удобнее было знакомиться с городом и его музеями. Многочисленная родня Тинелли тоже вознамерилась было перебраться туда же, но он велел всем оставаться в Лавено, чем очень настроил своих родных против Степана. Кто он такой, этот приезжий бродяга из России? Почему дядя так радостно встретил его и теперь ни на минуту не отпускает от себя? Разве бы он стал так опекать чужого? Этот бродяга не иначе как его сын, прижитый от русской женщины, — решили они в один голос...

В миланском палаццо на виа Новара Степану понравилось больше, чем в лавенском. Здесь было тихо и спокойно. Не мельтешили перед глазами многочисленные родственники хозяина. Слуг всего лишь двое — один из них, пожилой, встретил тогда Степана, а другой отвез в Лавено. Обедали и ужинали они с Тинелли в ресторанах, а когда не хотелось никуда выходить, слуга помоложе приносил обеды на дом. Но таких дней бывало мало, если только накануне изрядно выпивали и наутро страдали от похмелья.

Милан интересен не только тем, что основан в глубокой древности и пережил несколько людских поколений, представителей различных национальностей и культур, для которых в разное время являлся родным городом, но и тем, что в нем сосредоточены значительные культурные богатства итальянского народа. Кроме того, Милан — самый промышленный город Италии. Правда, Степана и Тинелли промышленность не интересовала. Но зато они не пропустили ни одного более или менее значительного музея.

Степан старался впитать в себя все виденное, осмыслить и сохранить в памяти. Вечером, лежа в постели, он напрягал мозг, чтобы воспроизвести в памяти то, что видел. Но это ему почти никогда не удавалось. На память приходили лишь те картины, которые он раньше знал по репродукциям и фотоснимкам. Остальное проплывало перед мысленным взором сплошным красочным потоком. Чтобы осмыслить виденное, иначе выражаясь, переварить его, необходимо время, а Степан с каждым днем видел новое, времени для осмысливания у него не было.

Как-то вечером, когда они собирались разойтись по своим комнатам, он сказал Тинелли:

— Давай завтра никуда не пойдем. Мне надо хоть немного собраться с мыслями, а то у меня в голове, как в кишках у борова, который целый день рылся в чужом огороде.

Тинелли засмеялся.

— Ну что ж, давай немного проветрим твою голову.

Каково же было удивление Степана, когда утром Тинелли явился к нему побритый и чистенький, распространяющий вокруг себя целые облака одеколонных запахов.

— Ты еще не готов? — удивился он, застав Степана в постели.

— Мы же решили сегодня никуда не ходить.

— Но это еще не значит до обеда валяться в кровати.

Степан быстро собрался, умылся, расчесал перед большим овальным зеркалом длинные светлые волосы и, повернувшись к Тинелли, сказал:

— Ладно, пойдем немного пошляемся, только не в музей.

— Нет. Сейчас мы пойдем к дьяволам. Тебе надо проветриться, а дьяволы — лучший вентилятор.

— Что еще за дьяволы? — с удивлением спросил Степан. — Неужели в Милане есть дьяволы?

— В Милане есть все!..

Степан не отстал от Тинелли, пока не добился полной ясности насчет дьяволов. По дороге в кафе Тинелли рассказал ему восточную легенду про одного царя, державшего сына взаперти, чтобы тот не сошелся с женщиной, так как мудрецы предсказали царю смерть от руки собственного внука. Однажды, сжалившись над сыном, царь все же решил показать ему мир и вывел его за пределы тюремной стены. Юноша, увидев в дворцовом саду одну из наложниц отца, спросил, что это такое. «Это дьявол, — ответил царь,— к нему приближаться нельзя». А когда он спросил сына, что ему больше всего понравилось в мире, тот ответил: «Дьявол!..»

Позавтракав в кафе, они немного погуляли по виа Новара, затем вышли на виа Буанаротти и дошли до поворота Монте Роза.

— Куда мы идем? — спросил Степан.

— Проветриваться, — ответил Тинелли, не вдаваясь в подробности.

Но когда в узеньком переулке, где едва могли разминуться два человека, они вошли в низенький подъезд серого неказистого палаццо и поднялись в довольно просторный вестибюль, на стенах которого висело несколько больших фотографий с полуобнаженными женщинами, Степан с удивлением воскликнул: