— Ирис?

Позади послышались торопливые шаги, и Редж присел рядом с Ирис, скорчившейся в траве в тени высокого борта.

— Как ты? — Редж убрал длинные рыжие волосы, упавшие по обеим сторонам лица Ирис, придержал на согнутой спине, чтобы не мешались.

— Я… ох…

Вроде не так и много съела за завтраком, а поди ж ты… всё лезет и лезет наружу.

— Прости, Ирис. Не думал, что тебя может укачать.

— Это… морская болезнь? — просипела с трудом. — Или… воздушная?

— Слышать о воздушной болезни мне как-то не доводилось. Но бывает, на большой скорости укачивает.

Топтавшийся с другой стороны змеелюд что-то сказал. Редж поднял на него взгляд, нахмурился и лишь отмахнулся.

— Не понимаю.

Змеелюд повторил, сопровождая речь энергичной жестикуляцией.

— Всё равно не понимаю.

Змеелюд мотнул головой и наконец-то ушёл.

Хвала Благодатным.

— Надо было тебе остаться в Изумирде.

Нет уж.

Ирис разогнулась, села на пятки. Редж отпустил волосы, всмотрелся встревоженно в её лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Кажется, мир перестал кружиться.

И видно, где небо, где земля, а где угол каменной ограды храма.

— Не беспокойся, скоро всё пройдёт.

Из-за корабля вынырнул змеелюд, приблизился, склонился, протягивая Ирис открытую флягу и платок. Платок, оказавшийся на ощупь влажным, она взяла, промокнула губы и обтёрла лицо. Змеелюд пролопотал что-то, указал на флягу. Редж забрал, подозрительно принюхался к содержимому, глотнул и скривился, будто от плохого вина.

— Отрава? — отчего-то страх кольнул иголкой.

— Нет. Похоже на какой-то травяной настой. Предполагаю, что как раз на такой случай. Не отрава, просто на вкус паршивая. Если не хочешь, можешь не пить.

— Я выпью, — Ирис решительно взяла флягу и тоже глотнула.

И впрямь… горькая и противная, как всякая травяная настойка.

Ирис глянула искоса на пристально наблюдающего за ней змеелюда.

— Благодарю.

Только понял ли?

Из-за корабля появился Шун, окинул их троих на диво равнодушным взором.

— Что ж, во двор его пустили, — сообщил он. — И её тоже. По-моему, они и в сам храм вошли.

— Наземная надстройка ещё не весь храм, — возразил Редж и поднялся, отряхнул штаны.

— Да хоть бы и так. Охота ему лезть в эту… в это змеиное гнездо, — Шун неприязненно посмотрел на змеелюда и зачем-то понизил голос. — Приспичило, вишь ли, вопросы позадавать местному божественному воплощению, в будущем своём копаться… или что там ему позарез узнать потребовалось. А ежели он в тех подземельях сгинет, кто нам платить будет?

— Не сгинет, — возразил Редж. — И языком поменьше чеши, где не надо.

— Он всё равно по-нашему не вяжет. Вон, стоит и глазюками своими хлопает, чисто дурочка сельская, на сеновал увлечённая.

Змеелюд опять заговорил. Шун поморщился и повернулся к Ирис.

— Спрашивает, как ты себя чувствуешь.

— Скажи, что мне уже лучше… и передай мою благодарность. За настойку, — Ирис потрясла флягой. — И платок. И… вообще.

Шун перевёл. Змеелюд покивал, добавил.

— Говорит, рад, что тебе полегчало.

— И я рада. Так и скажи.

Ирис мало что знала о переводчиках и языковедах, но подозревала крепко, что вряд ли стоило выполнять свою работу с такой гримасой откровенного недовольства. Словно Шун не родился обычным аранном, как все они, пусть и островитянином, а из благородных франнов вышел, чтобы вот так презрительно губы кривить и каждую фразу цедить сквозь зубы.

— Лицо попроще сделай, — посоветовал Редж, заметив то ли гримасу Шуна, то ли укоризненный взгляд Ирис, на горе-переводчика обращённый. — Может, большинство из них по-нашему и не понимает, однако они не слепые. Пойдём к храму.

— Вы идите, а я за вами. Не беспокойся, Редж, ничего со мной не случится.

— Уверена?

— Я справлюсь. Идите.

Редж глянул с подозрением на змеелюда, но спорить не стал. Показал знаком, если что, мол, зови, и направился к храмовой ограде. Шун последовал за ним.

Ирис осторожно поднялась, вернула платок змеелюду и отошла к кораблю. Глотнула ещё немного настойки — от прохладной горьковатой жидкости и впрямь лучше стало, — и протянула флягу змеелюду. Он неаккуратно запихнул платок в карман лёгкой куртки, закрыл флягу. Внимательно посмотрел на Ирис и похлопал себя по груди.