Маги быстренько на всех порах помчались к суше, и вроде как даже никто не пострадал, а оказавшись на твердой земле, они, чуть отдалившись от озера, но так, чтобы его видеть, укрылись магическими щитами и стали наблюдать за разворачивающимся действием. А посмотреть было на что.

Там вновь разразилась моя битва с Василисой, только это уже была моя иллюзия. Они могли видеть, как исполинская змея пытается сожрать юркого и небольшого по отношению к ней воина в сияющих светом доспехах, который больно ранил огромную тварь и успевал улизнуть от её ответных атак.

Десять минут я был в роли сценариста, режиссера и специалиста по спец эффектам и, судя по бледным лицам кого-то из руководства православного духовенства, а также магов, что были при нём, зрелище выходило на загляденье.

Но нужно больше пафоса и превозмогания, а заодно подтвердить личность змееборца, чтобы ни у кого не осталось сомнения в том, кто это там весь такой героический!

— Я СОЖРУ ТЕБЯ, СВЯТОЗАР!!! — прогремела рокочущим и рычащим голосом иллюзия змеи, чем перебила даже раскаты грома и слышно её было на десятки километров вокруг. Я не пожалел силы на спецэффекты и озвучку, а ещё в ментале излучал животный ужас, примерно на половину от того, что исходил от отродья Дагона. Больше не стал нагнетать, а то вдруг у кого из зрителей сердце слабенькое… помрут ещё.

В тот самый момент, когда змей якобы произносил свои слова, иллюзия меня любимого устремилась к раскрытой пасти чудовища, в которую влетела на огромной скорости, отчего среди наблюдателей раздался судорожный вздох, но опечалиться никто не успел, так как затылок черепа змея взорвался дымящаяся тьмой плотью, а из образовавшейся огромной дыры вылетела моя иллюзия.

Стоило же этому произойти, как разом стих ветер, перестали бить молнии и раздаваться раскаты грома, а тучи стали светлеть, пока вовсе не развеялись.

Теперь думаю ни у кого не возникнет вопросов и сомнений, кто это тут геройствовал.

А мне пора к Альфонсо и, наконец, уже связаться с Марией и Конеко, сообщив о своём возвращении.

Только я ступил на ковер в малой гостиной в доме Альфонсо, как уловил в воздухе знакомый запах цитрусов и корицы. Именно с такими нотками был любимым парфюм у моей ученицы, Конеко же вовсе отрицала и не использовала ничего ароматизированного в уходе за собой. Слишком чуткое у неё обоняние, как и у меня в принципе.

— Учитель? — а обернувшись на голос к вошедшим в комнату, я увидел двух роскошных девушек и если глядя на Конеко виделась дерзость, задор и игривость, что скрыта до поры за демонстративным кошачьим равнодушием, то в Марии отчётливо проступали женские добродетели: изящество с грацией под руку, налитость форм, запах женщины витал вокруг неё и разил наповал. Вот ведь чертовки!!! Стоило мне только их увидеть, а моё либидо уже предвкушающе облизывается. И если с Конеко близость казалась мне весёлым дурачеством и шуточной потасовкой, то с Марией это определенно страстный секс, скачущий от грубости к нежности, где нежные поцелуи переходят в звонкие шлепки ладонью по её ягодицам, когда я вторгаюсь в её алчущую плоть!

Да чтоб тебя!!! Грёбанное девятивековое воздержание! Огромного труда мне стоило вернуть все свои увлекшиеся подобной фантазией потоки сознания в узду и перестать быть похотливым животным, вновь став самим собой — расчётливым змеем с холодным разумом.

— Здравствуйте, мои дорогие! — произнёс я, раскрыв свои руки пошире, а в мои объятья незамедлительно влетели бывшие ученицы, и если Конеко стала пытаться наесться моим запахом и пометить своим собственным, отчего стала словно самая обычная кошка втираться в меня своей шерсткой на голове, что заменяла ей волосы, в мою грудь и шею, то Мария стала плакать и не могла проронить и слова. Она просто отдалась своему счастью, что она наконец-таки смогла достичь необходимого и повстречать своего неуловимого учителя и по совместительству своего возлюбленного, одержимость которым за годы её девичьего одиночества лишь усилилась. Ведь с её способностью видеть, знать правду и суть вещей окружающего её социума было невозможно не увидеть их грязь и пороки. Оттого я с каждым днём становился для неё всё желаннее и притягательней.

Я ведь никогда даже не пытался воспользоваться своей властью над ней, после того, как она дала мне полную клятву по традиции Древнего Шумера, а уж за свою практику в Риме она насмотрелись на извращенцев, что не стеснялись пользовать своих малолетних учеников и всячески извращаться, утоляя с их помощью свою похоть, я никогда не был по-настоящему с нею суров и умел находить понятные для её понимания доводы и донести до неё необходимость нежеланных ею действий, не прибегая к физическому или моральному насилию. Это всё она, конечно же, поняла уже позднее, когда сама взялась за обучение молодых монахинь и сравнила мой подход к ваянию из неё сильной личности и магини и других именитых учителей и наставников.

Я тот, кто дал ей видимую цель и стимул её достичь, и опять же это было в первую очередь для её же блага. Она стала бессмертной и теперь потеря рассудка и смерть от старости ей не грозит!

— Я смогла… и… — это то всё на что её хватило, а ведь ранее она представляла себе сколько всего выскажет этому несносному змею за то, что потерялся на столь долгий срок и не давал о себе знать, тем самым заставив её с Конеко переживать! Но увидев его насмешливый и такой теплый взгляд, правда в котором сейчас мелькали незнакомые доселе эмоции, которые почему-то заставляли подгибаться ножки и вызывали волнение в её душе и скручивающую сладость чуть ниже живота, она не смогла озвучить своих претензий. Хотя котёл эмоций в ней кипел, и она разрывалась перед своей оторопью перед авторитетом учителя и чувствами к любимому, что сошлись в одном разумном.