Тамар завернулась в плащ и вышла на палубу. Ночь была сумрачная, легкий свежий ветерок гнал тучи, то и дело открывая звезды. Бартли, увидев ее, быстро пошел ей навстречу.

— Тамар?

— Что, Бартли?

— Слава Богу, ночь темна.

— Да, слава Богу.

Он обнял ее, и она не сопротивлялась. Она думала о том, что могучий галеон может в любую минуту ринуться на них.

— К рассвету мы узнаем, — сказал он, — но все же есть надежда. Они могут не заметить нас. Я изменил курс. Тамар, испанцы не должны схватить тебя. Уж лучше тебе умереть от моей руки.

— Да, — твердо ответила она.

— Держись поближе ко мне, любовь моя. Когда рассветет, я хочу, чтобы ты была рядом. Мы никогда не жили вместе и, возможно, не будем. Но мы можем умереть вместе и сделаем это. — Он ласково погладил ее плечо, потом прижал к себе с такой нежностью, какой никогда не проявлял к ней прежде. — Как мы изуродовали свою жизнь! — продолжал он. — Но теперь поздно каяться. — Он продолжал обнимать ее. — Не уходи, я хочу видеть твои глаза. Клянусь, они нежные и ласковые! Сейчас они не сверкают от гнева и гордости.

Тамар не ответила, и Бартли продолжал:

— Скажи мне, что твое замужество ненастоящее.

— Подтверждение тому — дети.

— Быть может, нам остается лишь несколько часов. Будем же откровенны, не будем лгать друг другу. Что ты чувствовала, когда узнала, что я пропал без вести.

— Отчаяние. Да, теперь я знаю, что это было отчаяние. Я искала покоя и думала найти его с Хьюмилити Брауном.

— Без сомнения, нам дана жизнь на земле для того, чтобы жить. Почему же мы, родившиеся на свет со всеми его радостями, бедами и заботами, должны постоянно думать лишь о жизни небесной?

— Увы, — ответила она, — ты — язычник.

— Я никогда не думал бы об этом, кабы ты позволила мне жить, как я хочу. Мы поженились бы и выполнили бы свой долг перед своими родичами, перед своим домом. Воспитали бы своих детей в духе повиновения церкви и государству. Это ты — язычница и сделала язычника из меня.

Они помолчали, и она почувствовала, что он целует ее волосы.

— Куда нас с тобой уносят волны? — продолжал Бартли. — К смерти на рассвете? Это будет легко и быстро. А если смерть не придет, что будет тогда с нами, Тамар?

— Это мы узнаем утром.

— Почему ты можешь быть нежной и доверчивой лишь перед смертью?

— Почему ты сейчас другой?

— О Тамар, давай думать о том, что могло бы быть! Семнадцать лет назад у нас была возможность жить. Я попал в рабство, и меня ждали страдания. Ты попала в рабство иного рода. Но мы сами выбрали свою судьбу. Мы могли бы жить вместе в нашем доме. Мы могли бы находиться там… и сейчас. Подумай, есть ли где-нибудь трава столь зеленая, как в Девоншире? Климат столь мягкий, как у нас дома? Нигде в мире нет волн таких оттенков, как у тех, что бьются о наши берега. Нигде на свете нежный и теплый туман не поднимается так быстро и не исчезает под лучами солнца, и нигде солнце не греет столь ласково, не обжигая кожу. А ты покинула эту страну. Ты обрекла меня на рабство, а себя на жизнь с пуританином. Я ненавидел бы тебя, Тамар, если бы не любил столь сильно.

— Я тоже ненавидела бы тебя, если бы не любила.

Их губы слились в страстном поцелуе, и она почувствовала, что к ней возвращается то, что она так беспечно отшвырнула прочь. Она знала, что их поцелуй — залог будущего… если они доживут до следующего дня. Внезапно Бартли захохотал, этот смех ей был слишком знаком.

— Тамар, — сказал он, — мы не можем умереть. Мы должны бросить вызов испанцам. У нас есть порох и мушкеты, пушки и ядра. Мы постоим за себя. Ты вместе с детьми спускайся в каюту и оставайся там, покуда я не приду. А я обязательно приду. Обещаю тебе, я буду сражаться, как никогда прежде. Я не должен умереть, как раз когда собираюсь начать жизнь с тобой.

— Мы не должны умереть, — с жаром проговорила Тамар. — Видит Бог, мы не должны умереть.

На рассвете вся команда высыпала на палубу, и тревожные взгляды всех обратились к горизонту. Но испанский корабль исчез.

«Либерти» продолжал свой путь.

Каждый день моряки задавали вопрос: «Когда же мы наконец увидим берег?»

— Может, через неделю… может, раньше, может, позднее…

Через неделю! Они плывут уже три месяца! Вокруг лишь бурное море, но земля может показаться в любой день.

Они пристально изучали карту, которую капитан Смит составил десять лет назад. Названия на картах приводили их в восхищение: Плимут, Оксфорд, Лондон, река Чарлза, Саутгемптон, а далее, вдоль побережья — Дартмут, Сандвич, Шутерс-хилл и мыс Елизаветы. До чего же знакомо звучали эти названия!

— Видишь этот мыс, Кейп-Джеймс. Вначале он назывался Кейп-Код, потому что вокруг него полным-полно трески. Мы наберем там свежей трески вместо соленой сельди. Мясом там тоже можно будет запастись. И пиратов можно будет не опасаться. Там нас не захватят ни испанцы, ни турки… или датчане… и французы.