— Я еще не дал согласия,— пожал протянутую ладонь полковник. — Такие дела да наспех! Мне совершенно неясно, что за республику вы задумали?

— Выпьем и закусим, — предложил Солдатов. — У меня питие не чета всяким шампанским, еда —хоть и простая, а сытная. Умеют все же вотяки первачок гнать — ясный, как ребячья слеза, а крепость — уу! — Фельдфебель взял рыжик, почавкал,— Слушайте, милейшие господа. Большевики обратят Россию в пустыню, а я хочу, чтоб Прикамская республика стала оазисом в этой пустыне. Каковы, спросите, границы ее? А вот,— Солдатов вилкой провел по клеенчатой скатерти черту. — Сарапул на Каме — граница с Уралом. Городишко Мамадыш на Вятке —граница с казанскими татарами. К северу, на Глазов, и к западу, на Малмыж, — граница с большевиками. За Камой— там башкиры, пусть устраиваются как хотят. Не мое дело! В Прикамье кто живет? Вятский мужик, вотяк, черемис, ну татарва еще — с мильон-голов наберется. Народ смирный, послушный, мягкий. Перед начальством за версту шапку сдер-

гивает. И будем мы править в Прикамье как князья или, выражаясь по-нынешнему, как диктаторы. — Солдатов постучал вилкой о граненый стакан, приподнял ее над головой.

— Вы большой мечтатель,— скептически улыбнулся Граве.— В нынешние времена не существует такой политической алхимии, что превращает свинцовые инстинкты в золотые нравы. Распалась великая империя, а вы хотите создать Прикамскую республику. Смешно!

— Народу наплевать, кто им будет править. Мужик не станет бунтовать, ежели сыт, пьян и нос в табаке,— хрипло и как бы лесенкой засмеялся Солдатов.

— Россию нельзя распотрошить на сотню республик. Ну, представим, что Совдепия свергнута и власть у нас в руках. Ведь нам необходимо какое-то правительство. Политические партии, всякие там кадеты, меньшевики полезут к власти,— дипломатично возражал Граве.

— Меньшевиков перетоплю в пруду. Они же когда-то были заодно с большевиками.

— А левые эсеры?

— Перевешаю всех, кроме господина... — фельдфебель подмигнул капитану Юрьеву.

— В Ижевском союзе фронтовиков много офицеров. Среди них есть убежденные монархисты.

— Заядлых монархистов перестреляю...

— Я — заядлый монархист.

— Вы — статья особая. Нас связывает дружба, Николай Николаевич.

— Одних — к стенке, других — в пруд, третьих — на осину, а все равно останутся недовольные. Этих куда?

— Остальных зажму в кулак! — Солдатов растопырил поросшие рыжим волосом пальцы, сжал их. Пристукнул кулаком по столешнице: тарелка с закусками и стаканы подпрыгнули.— Всякий, извините за выражение, задрипанный политический деятель будет верещать только из моего кулака.

— Оригинально! — сказал Граве и подумал: «Я вышибу из него весь этот вздор, и он станет отличным орудием в борьбе с большевизмом».

— У вас, симпатичнейшие господа, светлые головы. И меня бог умом-силой не обошел. Мы не одну Прикамскую рес-публику г сочиним. Если хотите, мы Россию со всех сторон подпалим.— Солдатов свел в куриную гузку губы, правый глаз опять заблестел зеленым стеклом. — Все у нас на мази, обстановочка в Ижевске наи-бла-го-при-ят-ней-шая! Судите сами — председатель Ижевского Совдепа наш друг-приятель. Его заместитель— хитромудрый меньшевик — тоже с нами, а большевики себя расшатали. Против белочехов они чуть ли не всех рабочих отправили. Сейчас в Ижевске сотня, от силы две большевиков ндберется,— Солдатов оскалил в усмешке острые, ко-

– 105

ричневые зубы. — В городе болтались всякие субчики, я их тоже прибрал. Четыре сотни фронтовиков на оружейный завод устроил как мастеровых,— он глянул в окно на синевший огромный пруд.

Крутые штопоры заводских дымов узорили неподвижную воду, старые тополя висели темными облаками, в камышах противоположного берега сочно и ало отцветал закат.

— Густо мы кашу заварим, а расхлебывать придется большевикам,— с неукротимым самодовольством закончил Солдатов.

— Не логично отталкивать политических деятелей, что на время могут стать союзниками,— заговорил полковник Федеч-кин. — Без эсеров нам не обойтись. Ижевские мастеровые за царскими офицерами не пойдут. Знамя не то! Нет, как хотите, не логично...

— Не все логичное умно. Противоречие — ломаный путь логики, говорил Карл Маркс.

— Маркса не читал,— снисходительно ответил Федечкин.

— Мне один политикан толковал: Маркс, дескать, писал, что рабочие — классовые враги капитала. Пролетариат, дескать, станет могильщиком буржуазов. Одним словом, рабочий класс — хребет большевизма. Кажется, логично?

— Допускаю долю логики,— согласился Федечкин.

— Вот по этой самой логике в Ижевске все будет наоборот. Как только мы захватим власть, оружейники перейдут на нашу сторону. Я ведь здесь почти каждого заводского знаю.

— Вы уверены, что мастеровые пойдут против большевиков? — пощелкал ногтем по стакану Юрьев и сплюнул.

— Пойдут! Да еще как пойдут — с красным знаменем, с лозунгамй — да здравствуют Советы! Почти каждый оружейник— наполовину мастеровой, наполовину домохозяин. У каждого свой домишко, свой огородишко, садик свой. Он и маслом, он и мясом, он и медом торгует, охотничьи ружья мастерит и продает. Он в собственное дело, как в зеркало,, смотрит. Спит и видит себя хоть маленьким, а господинчиком. Такие люди к себе гребут — не от себя. А собственное хозяйство, милейшие мои господа, как пуповина материнская, рвать ее — ууу! — осторожно надо. Мой дом — моя крепость, сказано кем-то, а большевики лезут в эти крепости, как медведи в улей. Они для нас славно поработали, комбедами да продотрядами сами себе могилу вырыли. — Солдатов распахнул окно: в душную, окисленную самогоном комнату ворвались розовый отсвет заката и голубой ветерок. — Полюбуйтесь заводом, господа. Каждые сутки по тысяче, винтовок выпускает. Тридцать тысяч за месяц—• сила! Пока мы с вами самогонку пьем да закусываем, с завода-то наши парни кто затвор винтовочный в кармане выносит, кто ружейный приклад под рубахой волокет. С миру по нитке — коммунистам петля! Инженеры там, начальники цехов, завод-