Шрифт:
– Уберите его!– закричала Катрин.– Устройте ему порку. Я научу его не лгать мне.
Карлик захныкал и стал указывать пальцем на окно; остальные присоединились к нему.
Катрин услышала крики, доносившиеся с улицы. Значит, Генрих де Гиз пренебрег приказом короля.
Генрих де Гиз решил встретиться с королем. Запретив герцогу входить в Париж, король продемонстрировал, что он не осведомлен о текущих событиях. Меньше всего следовало запрещать человеку, видевшему себя будущим правителем Франции, появляться в столице.
Гиз знал, что он идет навстречу опасности. Короля, несомненно, хорошо охраняли" войдя в Лувр, Гиз оказался бы среди врагов. Поэтому он решил вступить в город, изменив свой внешний вид, явиться к Катрин, которая называла себя его другом, и объяснить ей свои намерения, а также настоять на том, чтобы она проводила его в Лувр. Она еще сохранила некоторое влияние на своего глупого сына и, вероятно, могла поспособствовать сохранению мира между ними, пока Гиз будет излагать королю требования Лиги. Но Гиза быстро узнали даже в длинном плаще и шляпе с полями, закрывавшими лицо, потому что мало кто во Франции обладал такой фигурой, как герцог. Как только Генрих вошел в город, побежавший вслед за ним молодой человек закричал:
– Монсеньор, покажите себя людям. Больше всего на свете они хотят увидеть вас.
Гиз поплотнее запахнул плащ и надвинул шляпу на глаза. Но это ему не помогло; слишком многие узнали его. Вскоре вокруг герцога собралась толпа.
– Это сам Меченый. Слава Богу, он пришел спасти нас.
Люди стали выбегать из домов. Слух о том, что их герой вернулся, быстро распространялся по городу.
– Да здравствует Гиз!– кричали парижане.– Меченый здесь!
Они целовали его плащ, прикасались четками к одежде герцога.
– Да здравствует опора церкви!
Перед ним бросали цветы, на шею герцога повесили венок. Мужчины демонстрировали ему свои ножи. "Если к нашему великому принцу протянет руки изменник, мы сумеем расправиться с ним".
Гиз протискивался через истеричную толпу.
– В Реймс!– крикнул кто-то; толпа подхватила эти слова.
Наконец герцог подъехал к "Отель де Суассон".
Убедившись в том, что к ней приближается Гиз, Катрин отправила гонца к королю, чтобы сообщить ему о появлении герцога в Париже. Затем она приготовилась принять герцога.
Когда он опустился на колени у ее кровати, она тотчас поняла, что он не столь спокоен и уверен в себе, как обычно.
– Мадам, - сказал он, - я решил сначала прийти к вам, зная о том, что вы - мой друг.
– Вы поступили мудро, - отозвалась она.– Но почему вы в Париже? Вы не знаете, что это может стоить вам жизни?
Рев толпы, казалось, зазвучал громче в тишине, наступившей после этих слов. Поступок Гиза мог стоить ему жизни, но сколько других жизней потребует толпа взамен этой?
– Я знаю это, - ответил Гиз, - поэтому прежде всего я явился к вам. Вы согласились со мной в том, что король не осмелится выступить против Лиги. Он должен принять ее требования. Задержка опасна для него... и Франции. Я должен срочно увидеть короля; я прибыл сюда, чтобы вы проводили меня в Лувр.
Она знала, что должна пойти вместе с ним. Несмотря на свою болезнь, она боялась отпустить его одного. Кто знает, что способен сделать ее сын, вообразив, что сила на его стороне? Возможны ужасные последствия. Сейчас сын нуждается в ней больше, чем когда-либо.
Она велела фрейлинам помочь ей одеться и забралась в паланкин. Его понесли по улицам; герцог Гиз шагал рядом.
Даже Катрин, пережившая много опасных лет, не испытывала прежде чувств, подобных тем, что одолевали ее, когда она двигалась от "Отель де Суассон" к Лувру. Она едва сдерживала циничный смех. Самая ненавистная парижанам женщина находилась сейчас рядом с самым обожаемым ими человеком. Мадам Змея, итальянка, королева Иезавель! Ее нынешним другом и союзником был Генрих де Гиз, Меченый, самый родовитый и обожаемый французский принц.
Насмешки и приветствия звучали одновременно; Катрин слушала их.
– Вот она! Королева-мать боится показать свое лицо. Убийца! Итальянка! Вспомните королеву Наварры! Вспомните дофина Франциска! Это было давно. Это было началом. Несчастья посыпались, когда мы пустили итальянку во Францию.
Если бы Меченый не находился рядом, толпа разбила бы паланкин королевы-матери, люди вытащили бы из него Катрин, заживо содрали бы с нее кожу и принялись бы пинать труп. Прежде они скрывали свою ненависть, теперь же выражали свои чувства во всеуслышание, были готовы бросать в Катрин камни, пустить в ход ножи. Настроение Парижа изменилось, раскаты грома звучали все громче.