Он взял руку Марго и пожал ее.

– Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.

Свечи оплывали; Марго пробормотала:

– Это - большое утешение.

– Возможны и другие утешения, - отозвался он.

Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.

– Я бы этого не хотела, - сказала она.

– Поверь мне, это всего лишь требование этикета.

Марго засмеялась.

– Несколько свечей уже погасли, - заметила она.
– В полумраке ты выглядишь иначе.

– Ты тоже, любовь моя.

Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.

– Если я соглашусь, то лишь потому, что мы - король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, - сказала Марго.

– Что касается меня, - отведал Генрих, - то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться... требованиям галантности. Ты меня понимаешь?

Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.

– Галантность Беарна и французский этикет... вместе они неотразимы, любовь моя, - прошептал Генрих.

ГЛАВА ВТОРАЯ

В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: "Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе... Что это значит?"

Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.

Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.

Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его "Тайной трех Миров"; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф - молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился - совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто - даже в спектакле - не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.

Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как "черти" неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.

Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.

Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:

– Ты портишь праздник таким маскарадом.

– Нет, - ответил Гиз, - все получили удовольствие.

– Католики смеялись, но гугеноты были смущены.

– Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.

– Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм - это глупость, безумие.

Он пристально посмотрел на Марго.

– Кто наставляет тебя?

– Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.

– Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?

– Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.

– Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.

– Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?

– Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?

– О!
– вздохнула Марго.
– Когда я видела тебя, я забывала обо всем.

– Знаю.

– Генрих, сделай кое-что для меня.

– Я готов на все.

– Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой "Тайне трех Миров" и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.

– Брак смягчил твое отношение к гугенотам.

– Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь?