Стихотворения
вернуться

Державин Гавриил Романович
Шрифт:

КЛЮЧ {*}

Седящ, увенчан осокою. В тени развесистых древес, На урну облегшись рукою, Являющий лице небес Прекрасный вижу я источник. Источник шумный и прозрачный. Текущий с горной высоты, Луга поящий, долы злачны, Кропящий перлами цветы, О, коль ты мне приятен зришься! Ты чист — и восхищаешь взоры, Ты быстр — и утешаешь слух; Как серна скачуща на горы, Так мой к тебе стремится дух, Желаньем петь тебя горящий. Когда в дуги твои сребристы Глядится красная заря, Какие пурпуры огнисты И розы пламенны, горя, С паденьем вод твоих катятся! Гора, в день стадом покровенну, Себя в тебе, любуясь, зрит; В твоих водах изображенну Дуброву ветерок струит, Волнует жатву золотую. Багряным брег твой становится, Как солнце катится с небес; Лучом кристалл твой загорится, В дали начнет синеться лес, Туманов море разольется. О! коль ночною темнотою Приятен вид твой при луне, Как бледны холмы над тобою И рощи дремлют в тишине, А ты один, шумя, сверкаешь! Сгорая стихотворства страстью, К тебе я прихожу, ручей: Завидую пиита счастью, Вкусившего воды твоей, Парнасским лавром увенчанна. Напой меня, напой тобою, Да воспою подобно я, И с чистою твоей струею Сравнится в песнях мысль моя, А лирный глас — с твоим стремленьем. Да честь твоя пройдет все грады, Как эхо с гор сквозь лес дремуч: Творца бессмертной Россиады, Священный Гребеневский ключ, Поил водой ты стихотворства. 1779

НА СМЕРТЬ КНЯЗЯ МЕЩЕРСКОГО {*}

Глагол времен! металла звон! Твой страшный глас меня смущает; Зовет меня, зовет твой стон, Зовет — и к гробу приближает. Едва увидел я сей свет, Уже зубами смерть скрежещет, Как молнией, косою блещет, И дни мои, как злак, сечет. Ничто от роковых кохтей, Никая тварь не убегает; Монарх и узник — снедь червей, Гробницы злость стихий снедает; Зияет время славу стерть: Как в море льются быстры воды, Так в вечность льются дни и годы; Глотает царства алчна смерть. Скользим мы бездны на краю, В которую стремглав свалимся; Приемлем с жизнью смерть свою, На то, чтоб умереть, родимся. Без жалости всё смерть разит: И звезды ею сокрушатся, И солнцы ею потушатся, И всем мирам она грозит. Не мнит лишь смертный умирать И быть себя он вечным чает; Приходит смерть к нему, как тать, И жизнь внезапу похищает. Увы! где меньше страха нам, Там может смерть постичь скорее; Ее и громы не быстрее Слетают к гордым вышинам. Сын роскоши, прохлад и нег, Куда, Мещерской! ты сокрылся? Оставил ты сей жизни брег, К брегам ты мертвых удалился; Здесь персть твоя, а духа нет. Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем. Мы только плачем и взываем: «О, горе нам, рожденным в свет!» Утехи, радость и любовь Где купно с здравием блистали, У всех там цепенеет кровь И дух мятется от печали. Где стол был яств, там гроб стоит; Где пиршеств раздавались лики, Надгробные там воют клики, И бледна смерть на всех глядит. Глядит на всех — и на царей, Кому в державу тесны миры; Глядит на пышных богачей, Что в злате и сребре кумиры; Глядит на прелесть и красы, Глядит на разум возвышенный, Глядит на силы дерзновенны И точит лезвие косы. Смерть, трепет естества и страх! Мы — гордость с бедностью совместна; Сегодня бог, а завтра прах; Сегодня льстит надежда лестна, А завтра: где ты, человек? Едва часы протечь успели, Хаоса в бездну улетели, И весь, как сон, прошел твой век. Как сон, как сладкая мечта, Исчезла и моя уж младость; Не сильно нежит красота, Не столько восхищает радость, Не столько легкомыслен ум, Не столько я благополучен; Желанием честей размучен, Зовет, я слышу, славы шум. Но так и мужество пройдет И вместе к славе с ним стремленье; Богатств стяжание минет, И в сердце всех страстей волненье Прейдет, прейдет в чреду свою. Подите счастьи прочь возможны, Вы все пременны здесь и ложны: Я в дверях вечности стою. Сей день, иль завтра умереть, Перфильев! должно нам конечно, — Почто ж терзаться и скорбеть, Что смертный друг твой жил не вечно? Жизнь есть небес мгновенный дар; Устрой ее себе к покою, И с чистою твоей душою Благословляй судеб удар. 1779

НА РОЖДЕНИЕ В СЕВЕРЕ ПОРФИРОРОДНОГО ОТРОКА {*}

С белыми Борей власами И с седою бородой, Потрясая небесами, Облака сжимал рукой; Сыпал инеи пушисты И метели воздымал, Налагая цепи льдисты, Быстры воды оковал. Вся природа содрогала От лихого старика; Землю в камень претворяла Хладная его рука; Убегали звери в норы, Рыбы крылись в глубинах, Петь не смели птичек хоры, Пчелы прятались в дуплах; Засыпали нимфы с скуки Средь пещер и камышей, Согревать сатиры руки Собирались вкруг огней. В это время, столь холодно, Как Борей был разъярен, Отроча порфирородно В царстве Северном рожден. Родился — и в ту минуту Перестал реветь Борей; Он дохнул — и зиму люту Удалил Зефир с полей; Он воззрел — и солнце красно Обратилося к весне; Он вскричал — и лир согласно Звук разнесся в сей стране; Он простер лишь детски руки — Уж порфиру в руки брал; Раздались Громовы звуки, И весь Север воссиял. Я увидел в восхищеньи Растворен судеб чертог; Я подумал в изумленьи: Знать, родился некий бог. Гении к нему слетели В светлом облаке с небес; Каждый гений к колыбели Дар рожденному принес: Тот принес ему гром в руки Для предбудущих побед; Тот художества, науки, Украшающие свет; Тот обилие, богатство, Тот сияние порфир; Тот утехи и приятство, Тот спокойствие и мир; Тот принес ему телесну, Тот душевну красоту; Прозорливость тот небесну, Разум, духа высоту. Словом, все ему блаженствы И таланты подаря, Все влияли совершенствы, Составляющи царя; Но последний, добродетель Зарождаючи в нем, рек: Будь страстей твоих владетель, Будь на троне человек! Все крылами восплескали, Каждый гений восклицал: Се божественный, вещали, Дар младенцу он избрал! Дар, всему полезный миру! Дар, добротам всем венец! Кто приемлет с ним порфиру, Будет подданным отец! Будет, — и Судьбы гласили, — Он монархам образец! Лес и горы повторили: Утешением сердец! Сим Россия восхищенна Токи слезны пролила, На колени преклоненна, В руки отрока взяла; Восприяв его, лобзает В перси, очи и уста; В нем геройство возрастает, Возрастает красота. Все его уж любят страстно, Всех сердца уж он возжег: Возрастай, дитя прекрасно! Возрастай, наш полубог! Возрастай, уподобляясь Ты родителям во всем; С их ты матерью равняясь, Соравняйся с божеством. 1779

К ПЕРВОМУ СОСЕДУ {*}

Кого роскошными пирами На влажных невских островах, Между тенистыми древами, На мураве и на цветах, В шатрах персидских златошвенных, Из глин китайских драгоценных, Из венских чистых хрусталей, Кого толь славно угощаешь, И для кого ты расточаешь Сокровищи казны твоей? Гремит музыка, слышны хоры Вкруг лакомых твоих столов; Сластей и ананасов горы И множество других плодов Прельщают чувствы и питают; Младые девы угощают, Подносят вина чередой, И алиатико с шампанским, И пиво русское с британским, И мозель с зельцерской водой. В вертепе мраморном, прохладном, В котором льется водоскат, На ложе роз благоуханном, Средь лени, неги и отрад, Любовью распаленный страстной, С младой, веселою, прекрасной И нежной нимфой ты сидишь; Она поет, ты страстью таешь, То с ней в весельи утопаешь, То, утомлен весельем, спишь. Ты спишь, — и сон тебе мечтает, Что ввек благополучен ты, Что само небо рассыпает Блаженства вкруг тебя цветы; Что парка дней твоих не косит, Что откуп вновь тебе приносит Сибирски горы серебра И дождь златый к тебе лиется. — Блажен, кто поутру проснется Так счастливым, как был вчера! Блажен! кто может веселиться Бесперерывно в жизни сей; Но редкому пловцу случится Безбедно плавать средь морей: . Там бурны дышат непогоды, Горам подобно гонят воды И с пеною песок мутят. Петрополь сосны осеняли — Но, вихрем пораженны, пали, Теперь корнями вверх лежат; Непостоянство доля смертных, В пременах вкуса счастье их; Среди утех своих несметных Желаем мы утех иных; Придут, придут часы те скучны, Когда твои ланиты тучны Престанут грации трепать; И, может быть, с тобой в разлуке — Твоя уж Пенелопа в скуке Ковер не будет распускать. Не будет, может быть, лелеять Судьба уж более тебя И ветр благоприятный веять В твой парус: береги себя! Доколь текут часы златые И не приспели скорби злые, Пей, ешь и веселись, сосед! На свете жить нам время срочно; Веселье то лишь непорочно, Раскаянья за коим нет. 1780

ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ {*}

Восстал всевышний бог, да судит Земных богов во сонме их; Доколе, рек, доколь вам будет Щадить неправедных и злых? Ваш долг есть: сохранять законы, На лица сильных не взирать, Без помощи, без обороны Сирот и вдов не оставлять. Ваш долг: спасать от бед невинных. Несчастливым подать покров; От сильных защищать бессильных, Исторгнуть бедных из оков. Не внемлют! видят — и не знают! Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса. Цари! Я мнил, вы боги властны, Никто над вами не судья, Но вы, как я подобно, страстны, И так же смертны, как и я. И вы подобно так падете, Как с древ увядший лист падет! И вы подобно так умрете, Как ваш последний раб умрет! Воскресни, боже! боже правых! И их молению внемли: Приди, суди, карай лукавых, И будь един царем земли! 1780(?)

НА НОВЫЙ ГОД {*}

Рассекши огненной стезею Небесный синеватый свод, Багряной облечен зарею, Сошел на землю новый год; Сошел — и гласы раздалися, Мечты, надежды понеслися Навстречу божеству сему. Гряди, сын вечности прекрасный! Гряди, часов и дней отец! Зовет счастливый и несчастный: Подай желаниям венец! И самого среди блаженства Желаем блага совершенства, И недовольны мы судьбой. Еще вельможа возвышаться, Еще сильнее хочет быть; Богач богатством осыпаться, И горы злата накопить; Герой бессмертной жаждет славы, Корысти — льстец, Лукулл — забавы, И счастия игрок в игре. Мое желание: предаться Всевышнего во всем судьбе, За счастьем в свете не гоняться, Искать его в самом себе. Меня здоровье, совесть права, Достаток нужный, добра слава Творят счастливее царей. А если милой и приятной Любим Пленирой я моей, И в светской жизни коловратной Имею искренних друзей, Живу с моим соседом в мире, Умею петь, играть на лире, — То кто счастливее меня? От должностей в часы свободны Пою моих я радость дней; Пою творцу хвалы духовны И добрых я пою царей. Приятней гласы становятся, И слезы нежности катятся, Как россов матерь я пою. Петры, и Генрихи, и Титы В народных век живут сердцах; Екатерины не забыты Пребудут в тысящи веках. Уже я вижу монументы, Которых свергнуть элементы И время не имеют сил. Декабрь 1780 или январь 1781

НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ МЕЦЕНАТА {*}

Кровавая луна блистала Чрез покровенный ночью лес, На море мрачном простирала Столбом багровый свет с небес, По огненным зыбям мелькая. Я видел, в лодке некто плыл; Тут ветер, страшно завывая, Ударил в лес — и лес завыл; Из бездн восстали пенны горы, Брега пустили томный стон; Сквозь бурные стихиев споры Зияла тьма со всех сторон. Ко брегу лодка приплывала, Приближилась она ко мне; Тень белая на ней мелькала, Как образ мраморный во тьме. Утих шум рощ, умолк рев водный, Лишь стонут в тишине часы; Стремится пот по мне холодный, И дыбом восстают власы; На брег из лодки вылезает Старик угрюмый и седой И, озираясь, подпирает Себя ужасною косой. Тогда по брегу раздалися Надгробный плач и вой людей, Отвсюду к старику сошлися Бесчисленны толпы теней; Прискорбны, бледны и безгласны, Они, потупя взоры, шли; Цепями фурии ужасны К морскому брегу их вели. Старик кровавыми кохтями К себе на лодку их влечет: Богач и нищ, рабы с царями, Все равно оставляют свет. Уж в лодке многие мечтались Знакомые и мне черты, Другие к оной приближались; Меж их, Шувалов! был и ты. И ты, друг муз, друг смертных роду, Фарос младых вельмож и мой! И ты Коцита зрел уж воду; Коса смертельна над тобой, Рассекши мрак густой, сверкала, Подобно как перун с небес; Эреба бездна уж зияла, И ногу в вечность ты занес. Болезнь и страх неизреченный Тогда стеснили грудь мою: «Кем добродетели почтенны, Кто род и сан и жизнь свою Старался тем единым славить, Чтоб ближнему благотворить, Потомству храм наук оставить, Тому ли век толь краткий жить? Ужель враг чести и пороку, И злой и добрый человек Единому подвластны року? О боже праведный!» —я рек. Но вдруг средь облака златого На крыльях утренней зари Во зраке божества младого, Которого рабы, цари, Все люди равномерно любят, Но все не равно берегут; Которого лень, роскошь губят, Крепят умеренность и труд, — Здоровье — дар небес бесценный — Слетело в твой чертог и, взяв В златом сосуде сок врачебный, Кропя тебя, рекло: будь здрав! Ты здрав! Хор муз, тебе любезных, Драгую жизнь твою любя, Наместо кипарисов слезных, Венчают лаврами тебя. Прияв одна трубу златую, Другая строя лирный глас, Та арфу, та свирель простую, Воспели, — и воспел Парнас: «Живи, наукам благодетель! Твоя жизнь ввек цвести должна; Не умирает добродетель, Бессмертна музами она». Бессмертны музами Периклы, И Меценаты ввек живут. Подобно память, слава, титлы Твои, Шувалов, не умрут. Великий Петр к нам ввел науки, А дщерь его ввела к нам вкус; Ты, к знаньям простирая руки, У ней предстателем был муз; Досель гремит нам в «Илиаде» О Несторах, Улиссах гром, — Равно бессмертен в «Петриаде» Ты Ломоносовым пером. <1781>

РАЗНЫЕ ВИНА {*}

Вот красно-розово вино, За здравье выпьем жен румяных. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст багряных! Ты тож румяна, хороша, — Так поцелуй меня, душа! Вот черно-тинтово вино, За здравье выпьем чернобровых. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст пунцовых! Ты тож, смуглянка, хороша, — Так поцелуй меня, душа! Вот злато-кипрское вино, За здравье выпьем светловласых. Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст прекрасных! Ты тож, белянка, хороша, — Так поцелуй меня, душа! Вот слезы ангельски вино, За здравье выпьем жен мы нежных, Как сердцу сладостно оно Нам с поцелуем уст любезных! Ты тож нежна и хороша, — Так поцелуй меня, душа! 1782