empty-line/>

В Клермонт нагорный притекли

Богатыри со всей земли.

Что луг, усеянный цветами,

Вся площадь, полная гостей,

Вздымалась массою людей,

Как перекатными волнами.

Луч солнца ярко озарял

Знамена, шарфы, перья, ризы,

Гербы, и ленты, и девизы,

Лазурь, и пурпур, и металл.

Под златотканым балдахином,

Средь духовенства властелином

В тиаре папа восседал.

У трона — герцоги, бароны

И красных кардиналов ряд;

Вокруг их — сирых обороны —

Толпою рыцари стоят:

В узорных латах итальянцы,

Тяжелый шваб, и рыжий бритт,

И галл, отважный сибарит,

И в шлемах с перьями испанцы;

И, отдален от всех, старик,

Дерзавший свергнуть папства узы:

То обращенный еретик

Из фанатической Тулузы;

Здесь строй норманнов удалых,

Как в масках, в шлемах пудовых,

С своей тяжелой алебардой...

На крыши взгромоздясь, народ

Всех поименно их зовет:

Всё это львы да леопарды,

Орлы, медведи, ястреба, —

Как будто грозные прозванья

Сама сковала им судьба,

Чтоб обессмертить их деянья!

Над ними стаей лебедей,

Слетевших на берег зеленый,

Из лож кругом сияют жены,

В шелку, в зубчатых кружевах,

В алмазах, в млечных жемчугах.

Лишь шепот слышится в собраньи.

Необычайная молва

Давно чудесные слова

И непонятные сказанья

Носила в мире. Виден крест

Был в небе. Несся стон с востока.

Заря кровавого потока

Имела вид. Меж бледных звезд

Как человеческое было

Лицо луны, и слезы лило,

И вкруг клубился дым и мгла...

Чего-то страшного ждала

Толпа, внимать готовясь богу,

И били грозную тревогу

Со всех церквей колокола.

Вдруг звон затих — и на ступени

Престола папы преклонил

Убогий пилигрим колени;

Его с любовью осенил

Святым крестом первосвященник;

И, помоляся небесам,

Пустынник говорил к толпам:

«Смиренный нищий, беглый пленник

Пред вами, сильные земли!

Темна моя, ничтожна доля;

Но движет мной иная воля.

Не мне внимайте, короли:

Сам бог, державствующий нами,

К моей склонился нищете

И повелел мне стать пред вами,

И вам в сердечной простоте

Сказать про плен, про те мученья,

Что испытал и видел я.

Вся плоть истерзана моя,

Спина хранит следы ремня,

И язвам нету исцеленья!

Взгляните: на руках моих

Оков кровавые запястья.

В темницах душных и сырых,

Без утешенья, без участья

Провел я юности лета;

Копал я рвы, бряцая цепью,

Влачил я камни знойной степью

За то, что веровал в Христа!

Вот эти руки... Но в молчанье

Вы потупляете глаза;

На грозных лицах состраданья,