Шрифт:
Вдруг объял меня чудесный
Сон, и вижу я: всю келью
Преисполнил свет небесный.
Муж в верблюжьей грубой рясе,
Оным светом окруженный,
Подошел ко мне и позвал —
Я упал пред ним смущенный.
Он же рек тогда: «Предстанет
Ныне в храме пред тобою
Величайшая из грешниц
С покровенной головою.
Отврати ее от бездны,
От пути Иезавели,
Коей кровь на стогнах града
Псы лизали, мясо ели».
Усумнился я — помыслил:
«То не в грех ли новый вводит
Бес-прельститель, бес, который
Часто ночью в кельях бродит?
Моему ли окаянству
Вверит бог свое веленье?..»
Но прозрел угодник божий
В тот же миг мое сомненье:
«Се ли, — рек, — твоя есть вера?»
Я же: «О владыко! труден
Этот подвиг! Дьявол силен,
А мой разум слаб и скуден».
«Повинуйся, — рек он паки, —
Повинуйся, раб ленивый!
Се есть знаменье, которым
Победиши грех кичливый!»
И развил он длинный свиток:
В буквах огненных сияли
В нем дела твои и тайны,
Прегрешенья и печали...
И читал я перед каждым
Суд господень — и скорбела
Вся душа моя, и плакал
О тебе я, Изабелла!..»
У самой у Изабеллы
Сердце в ужасе застыло...
«Чудо — гнев небесный — чудо... —
Как во сне она твердила. —
Неужель... не ты, о боже!
Двигал волею моею!
Неужели весь мой разум
Не был мыслию твоею!
Лишь о подданных любезных,
Лишь о милостях без счета,
О смягченьи грубых нравов —
Вся была моя забота!..
Я лишь радовалась духом,
Лучшим людям в царстве вверясь, —
И ужели в этом — гибель!
Неужели в этом — ересь!..»
«О, заблудшееся сердце! —
Восклицал монах над нею. —
О, сосуд неоцененный
Для даров и для елею!
Влей в него святое миро!..
Гласа свыше удостоен,
Я земному неподкупен,
Средь житейских волн — спокоен!
Волю божью, яко солнце,
Вижу ясно! В чем спасенье —
Осязаю!.. Королева!
Здесь, в руках моих — прощенье!»
Говорил он, вдохновенный,
И в словах его звучали
Сила веры, стоны сердца,
Миру чуждые печали...
Изабелла, на коленях,
За слезой слезу роняла
И, закрыв лицо руками,
«Что ж мне делать?» — повторяла
«Надо дел во славу божью!
Чтоб они, дела благие,
На весах предвечной правды
Перевешивали злые!
Ополчися на нечестье!