Отвечал Донцу князь светлый Игорь:

«Донче, Донче, ты ли, тихоструйный!

И тебе да будет величанье,

Что меня ты на волнах лелеял,

Зелену траву мне стлал в постелю

На своем серебряном побрежьи,

Теплой мглою на меня ты веял

Под темной зеленою ракитой,

Серой уткой сторожил на русле,

На струях — чирком, на ветрах — чайкой...

Вот Стугна, о Донче, не такая!

Как пожрет-попьет ручьи чужие,

По кустам, по долам разольется...

Ростислава-юношу пожрала,

На Днепре ж, на темном побережьи,

Плачет мать по юноше, по князе;

Приуныли с жалости цветочки,

Дерева с печали приклонились...»

Не сороки — чу! — застрекотали:

Едут Гзак с Кончаком в злу погоню.

Молвит Гзак Кончаку на погоне:

«Коль сокол к гнезду летит, урвался,

Уж млада соколика не пустим,

А поставим друга в чистом поле,

Расстреляем стрелами златыми».

И в ответ Кончак ко люту Гзаку:

«Коль сокол к гнезду летит, урвался,

Сокольца опутаем потуже

Крепкой цепью — красною девицей».

Гзак в ответ Кончаку слово молвит:

«Коль опутать красною девицей,

Не видать ни сокольца младого,

Не видать ни красной нам девицы;

А их детки бить почнут нас в поле,

Здесь же, в нашем поле Половецком».

Стародавних былей песнотворец,

Ярослава певший и Олега,

Так-то в песне пел про Святослава:

«Тяжело главе без плеч могучих,

Горе телу без главы разумной».

И земле так горько было Русской

Без удала Игоря, без князя...

Ан на небе солнце засветило:

Игорь-князь в земле уж скачет Русской.

На Дунае девицы запели —

Через море песнь отдалась в Киев.

Игорь едет, на Боричев держит,

Ко святой иконе Пирогощей.

В селах радость, в городах веселье;

Все князей поют и величают,

Перво — старших, а за ними — младших.

Воспоем и мы: свет-Игорь — слава!

Буй-тур-свету-Всеволоду — слава!

Володимир Игоревич — слава!

Святославу Ольговичу — слава!

Вам на здравье, князи и дружина,

Христиан поборцы на поганых!

Слава князьям и дружине!

Аминь. 1866-1870

ПОЭМЫ

ТРИ СМЕРТИ

Лирическая драма

ПОСВЯЩАЕТСЯ НИКОЛАЮ АПОЛЛОНОВИЧУ МАЙКОВУ

Поэт Лукан, философ Сенека и эпикуреец Люций приговорены Нероном к казни,

по поводу Пизонова заговора.

Комната в античном вкусе; посредине стол с яствами; около него Люций,

эпикуреец, один, как следует, возлежит за обедом. Сенека пишет завещание.

Лукан в глубокой задумчивости. В углублении сцены группа друзей и учеников