Доктор Мецгер тоже высказывает серьезные сомнения по поводу псевдоэпиграфии. Он задает три важных вопроса. Совместима ли этически псевдоэпиграфия с «нормами честности и чистосердечия, с древними или современными нравственными эталонами»? Как следует, с психологической точки зрения, «рассматривать автора, который выдает себя за древний авторитет»? С теологической точки зрения: «может ли произведение, в котором есть подлог, будь он совершен из самых благородных побуждений, рассматриваться как совместимое с характером послания от Бога» [29] .

Трудно утверждать, что использование чьего-то имени в таком случае можно воспринимать в качестве невинного литературного приема.

1. Хотя со времен Баура для защитников использования чьего-то известного имени стало привычным утверждать, что это приемлемая практика, в которой нет злонамеренного подлога, они все же «не могут привести исторических свидетельств для подкрепления своих представлений о том, что новозаветная псевдоэпиграфия признавалась как таковая и рассматривалась как вполне невинная практика» [30] . Напротив, доктор Л. Р. Донелсон утверждает: «Мы вынуждены принять, что в христианских кругах использование псевдонима считалось нечестным приемом» [31] . Произведение под чужим именем либо воспринималось как достоверное, а потому уважалось, либо, если его автора разоблачали, осуждалось. Нет никаких данных о том, что при раскрытии мнимого авторства каких-то сочинений, они, тем не менее, почитались и уважались. Некоторые комментаторы приводят в качестве примера суждение антиохийского епископа начала III в. Серапиона. Сделав вывод о подложности Евангелия от Петра, он провозгласил такой принцип: «Мы, братия, принимаем и Петра, и других апостолов, как Христа. Но сочинения, написанные под их именем другими, мы отвергаем».

2. Утверждение, что автор, написавший под чужим именем, не намеревался сделать подлог, по-видимому, выглядит как самооправдание. Если никого не ввели в заблуждение, тогда в чем смысл этого ухищрения?

3. Несмотря на уверения, что псевдоэпиграфия – нормальный, вполне невинный литературный прием, многие из нас не могут принять ее безоговорочно и со спокойной совестью. Мы помним, что Писание постоянно подчеркивает священность истины и греховность ложного свидетельства. Мы не чувствуем удовлетворения от заверений, что имитация не обманывает, а псевдоэпиграфия не является фальсификацией. «Определение термина „подделка“, которое дается в словаре, означает преднамеренный обман, – пишет доктор Дж. Пакер. – Какие бы цели ни преследовались при этом, обман остается обманом, даже если он окрашен благородными мотивами» [32] .

Ряд исследователей ссылаются на работу Отто Роллера, сокращенное название которой «Das Formular» (1933). В ней приводятся данные исследований посланий Павла в свете практики составления писем в античности, особенно использования писцов и секретарей. Я отсылаю читателя к выводам профессора Моула [33] . Заключение Роллера состоит в том, что письмо под диктовку для большинства авторов было трудоемким процессом и крайне неудобным для такого человека, как Павел, с его «стремительным мышлением». Более вероятно поэтому, что апостол мог написать часть послания своей собственной рукой (как в конце Послания к Галатам), а затем поручить своему секретарю изложить на бумаге его, Павла, мысли своими собственными словами, после чего апостол мог проверить все сам, внести необходимые исправления и поставить собственноручную подпись. Профессор Моул предлагает решить таким образом лингвистическую проблему Пастырских посланий, а именно: Павел мог разрешить своему секретарю использовать и свободное изложение его мыслей, и почти дословное воспроизведение его фразеологии.

Этот общий тезис был детально разработан доктором Рандольфом Ричардсом в его работе «Секретарь в посланиях Павла» (1991). Основываясь на тщательном изучении практики написания писем в греко-римском мире, и особенно писем Цицерона, он показал, что автор «может доверить секретарю очень много, часто мало или вовсе не контролируя содержание написанного, стиль и/или форму письма» [34] . Далее он рассматривает четыре аспекта работы секретаря. Секретарь мог просто «воспроизводить» сказанное автором письма (фактически под его диктовку), мог быть «редактором» (работая над текстом по поручению автора или над наброском авторского письма), мог быть его «соавтором» (сотрудничая с ним по составлению содержания письма, использованию определенного стиля и лексики) и, наконец, – составителем письма. Первый вариант доктор Ричардс называет «под контролем автора», четвертый – «под контролем секретаря», а два промежуточных – «с помощью секретаря» [35] .

В нашем случае первый вариант исключается полностью, поскольку диктант не оставляет места для внесения лексических изменений. Так же обстоит дело и с последним вариантом, поскольку свободное сочинение секретаря уничтожает авторство Павла. Для нас представляет интерес возможное влияние секретаря на употребление определенных словосочетаний, характерных и не характерных для словаря Павла. И самым реальным здесь может быть промежуточный вариант между двумя видами «помощи секретаря». Различие между ними только в масштабе участия [36] , при этом «редакторская правка», скорее, преобладает над «соавторством» – в силу причин, которые нам необходимо рассмотреть.

В большинстве посланий Павла часто обнаруживается его сотрудничество со своим коллегой при написании письма, например, с Сосфеном (1 Кор. 1:1), Тимофеем (2 Кор. 1:1; Флп. 1:1; Кол. 1:1), Силуаном и Тимофеем (1 Фес. 1:1; 2 Фес. 1:1) [37] . Хотя Павел называет своих коллег по миссионерскому служению братьями, было бы неверно назвать их его соавторами. Павел стремился утвердить свой апостольский авторитет и никак не считал своих коллег (которые не были апостолами) соавторами своих посланий. В этом отношении весьма показательны 1 и 2 Фес. Хотя они и начинаются с фразы «Павел и Силуан и Тимофей» и используют множественное число глагола первого лица, тем не менее в них ясно подчеркивается, что ведущая роль и апостольский авторитет принадлежат Павлу. В тексте оригинала местоимение «мы» часто заменяется на «я» (напр.: 1 Фес. 2:18; 3:1,5; 5:27 [ «Заклинаю вас Господом»]; 2 Фес. 2:5). Во 2 Фес. 3:17 отпадают все сомнения на этот счет: «Приветствие моею рукою Павловою, что служит знаком во всяком послании; пишу я так…» (ср.: 1 Кор. 16:21; Гал. 6:11; Кол. 4:18; Флм. 19. Это апостольское свидетельство было необходимо из-за распространившихся слухов о подложных письмах Павла; см.: 2 Фес. 2:2). Таким образом, это послание было, несомненно, его посланием, написанным с его апостольским авторитетом. Павел, Силуан и Тимофей не были соавторами, хотя нет оснований и отрицать, что Павел мог привлечь их к процессу написания письма, побуждая их высказать свои мысли.

Роль секретаря, однако, другая: он не только механически записывал сказанное Павлом, но мог по его просьбе изложить мысли Павла в своей манере, передать их своими словами. Вполне возможно, что это вариант с Тертием, описанный в Рим. 16:22. Единственное конкретное упоминание в Новом Завете о такой практике встречаем в 1 Пет. 5:12: «Сие кратко написал я вам чрез Силуана»; при этом Петр называет его «братом».

Однако большим ли, малым ли был вклад секретаря в послание, мы можем предположить, что апостол вновь прочитывал письмо по его завершении, вносил необходимые поправки и заверял его своей подписью – и в таком случае послание необходимо считать написанным им, и никем более. Всякий раз сочетание автор-секретарь могло развиваться по-разному, и, вероятно, чем более «верным» был брат, тем более значительным было его участие в послании. Хансон несколько цинично писал о Пастырских посланиях: «…чем больше вы приписываете секретарю, тем менее Павловыми они становятся» [38] . Но принцип ясен: мы полагаем, что вклад секретаря достаточно велик, чтобы объяснить вариации стиля и языка, но недостаточен, чтобы лишить Павла права авторства, а послания – их апостольского авторитета.