Шрифт:
— И опять возмутить все болото клеветы?
— Да, брось ему вызов, Джо. Все очень скоро утомятся швырять в тебя камнями.
— Я не смогу, Аннора.
— Значит, ты удовольствуешься хлопчатобумажной фабрикой? О, Джо, прости меня. Я, кажется, говорю слишком резко. Кто я такая, чтобы раздавать советы?
Я сама безнадежно запуталась.
— Жизнь жестока по отношению к нам обоим, Аннора.
— Дядя Питер говорит, что нельзя помочь себе, лежа на боку в ожидании, что все изменится к лучшему само собой. Нужно заставить себя встать и бороться.
— И разрушить человеческие жизни, как он?
— Необязательно. Но неужели ты не понимаешь, Джо, что ты пытался навредить ему точно так же, как он твоему отцу. Но он уже не будет поступать так, он попытается что-то изменить.
— Мне невыносимо слушать, как ты говоришь о нем, словно он какой-то победитель, какой-нибудь новый Атилла.
Я улыбнулась:
— Попытайся освободиться от желчи. Френсис это удалось.
— Френсис извлекает выгоды из сложившейся ситуации.
— Френсис знает, чего хочет, и не позволит никому стоять у нее на пути.
— Френсис делает доброе дело для общества, а твой дядя — только для себя.
— Но способ один и тот же.
— Мы никогда не сойдемся во мнении.
— Но, Джо, воспрянь духом и начни бороться за себя. Ты никогда не будешь вполне удовлетворен, пока не станешь, членом парламента. Всю свою жизнь ты будешь сетовать на судьбу, которая лишила тебя шанса, а когда ты станешь старым и более податливым, ты задашь себе вопрос: «Действительно ли судьба лишила меня шанса или это произошло по моей вине?» Я знаю, что это нелегко, знаю, что ты чувствуешь, но ты должен попытаться. Тебе не следует прятаться от трудностей.
Извини меня, Джо, я, кажется, проповедую, хотя меньше всего этого хочу. Я знаю, что тебе это не может понравиться, но я думаю о дяде Питере и о том, как он справился со скандалом. Я думаю, газеты чернили его не меньше, чем твоего отца. Он планировал ловушку для твоего отца и добился одинаковых результатов. Вы с ним сквитались, но твой отец сдался, а дядя Питер нет. Значит, попытайся и ты, Джо. Будь мужественным и тогда посмотри. О, Боже, как я надоела тебе!
Это должна была быть просто милая прогулка по реке.
— Я был очень рад снова увидеть тебя, поговорить по душам.
— Мне кажется, я слишком много говорила, но не мне давать тебе советы. Ты сам должен решить. Я — последний человек, который может тебе советовать.
— Ты очень несчастна, Аннора?
Я не ответила.
— Наверное, для тебя все это было ужасным потрясением. И потом, эта женщина из Австралии…
— Уже все позади. Я пытаюсь об этом не думать, но слишком многое мне напоминает…
— Конечно, мои проблемы тривиальные. Такими они тебе и должны казаться, правда?
— У тебя есть семья, Джо.
— Я знаю и подумаю о том, что ты сказала. Давай не терять связи друг с другом.
Я кивнула, потом сказала:
— Френсис была права. Здесь очень славное место.
В ближайшие две недели у Елены должен был родиться ребенок.
Тетя Амарилис пришла в миссию, чтобы уговорить меня вернуться и побыть с Еленой до рождения ребенка:
— Ты была с ней рядом, когда родился Джонни, и она говорит, что чувствовала себя очень спокойно.
Ты побудешь с ней сейчас, Аннора?
Все происходило совсем не так, как при рождении Джонни. С тех пор в жизни Елены многое изменилось.
Это был ребенок ее мужа, и, к величайшему удивлению, они становились все ближе друг другу. Елена гордилась Мэтью. Теперь он утратил юношескую возвышенность, и было ясно, что он сделает хорошую карьеру на политическом поприще. Он станет одним из тех, кто непосредственно добьется уничтожения высылки. Он с таким энтузиазмом взялся за дело, что было невероятно, чтобы ему это не удалось.
Дядя Питер гордился зятем казалось, ничто не сможет помешать ему продвинуться. Я задавала себе вопрос: «Когда, наконец, сам дядя Питер окажется в парламенте?»
Елена балансировала между счастливым ожиданием и всяческими дурными предчувствиями. Она очень хотела этого ребенка. С огромной гордостью она показывала мне его пеленки.
Сам Джонни находился в замечательном возрасте.
Я рисовала для него цветными карандашами, а он показывал мне, что умеет делать. Его интересовал будущий младенец, и он сказал мне по секрету, что хочет, чтобы родился брат. Каждое утро он приходил в мою комнату и спрашивал: