Шрифт:
— Она сама убирает ее?
— Да, дядя не хочет впускать туда больше никого.
Он говорит, что слуги портят вещи. Исключение делается только для тети Амарилис, она убирает там два раза в неделю.
— Как это странно. Там, наверное, хранится что-то важное?
— О, только его архивы и документы, но комната всегда заперта. А там мансарды для слуг.
Мы спустились вниз и скоро заговорили о коронации и о том, какое оживление внесла новая королева в жизнь страны.
Я еще не спала, когда Елена вернулась с бала. Я села на кровати и посмотрела на нее. Она вся светилась от счастья.
— Все прошло чудесно! Герцог и герцогиня были там, и они приняли меня очень любезно. Папа и мама говорили с ними, они все довольны. Все в порядке, Аннора! Все устроилось. Джон официально просил моей руки. Об этом будет объявлено в газетах через день-два. Я думаю, венчание состоится, как только будут завершены все приготовления. Аннора, ты должна остаться на венчание.
— Как удивительно! Просто сказка!
— Гадкий утенок, который превращается в лебедя.
— Нет, принцесса, которая не знает, как она красива, пока не появляется принц и не говорит ей об этом.
— О, Аннора, ты говоришь такие чудесные вещи.
Я рада, что ты здесь, ты принесла мне счастье!
— Какая ерунда! Ты сама его добилась. Теперь вам с Джоном только «жить-поживать и добра наживать».
— Я не хочу спать! Мне хочется только лежать и думать об одном.
Мне тоже не удалось уснуть. Я лежала и слушала, как она рассказывает о прибытии на бал, о благосклонном приеме со стороны герцога и герцогини, и каждый выражал уверение, что это самая замечательная пара, которую он когда-либо видел.
Мне не удалось увидеть миссию Френсис Крессуэл, потому что неожиданный удар обрушился на нас.
Это произошло спустя два дня после бала, посвященного коронации. Когда я спустилась к завтраку, то увидела тетю Амарилис и Питеркина, которые были поглощены чтением утренних газет.
— Интересно, кто это может быть? — говорила тетя.
— Сказано, «видный и уважаемый политический деятель».
— Думаю, его имя скоро станет известно?
— Они держат это в тайне, чтобы возбудить у публики интерес. А что думает папа?
— Вряд ли он что-то может знать о таком человеке.
— О ком идет речь? — спросила я.
Питеркин, который как раз в это время брал для себя что-то с сервировочного столика, ответил:
— Настоящий скандал! Кто-то попал в переделку.
Что ты будешь есть, Аннора? Ветчина очень вкусная.
Газеты полны подробностей. Прошлой ночью этого человека поймали с женщиной очень сомнительной репутации. В ее комнате разразился скандал, а другой… заявивший, что является ее мужем, стал разбираться с ним. Вызвали полицию и всех арестовали.
— Ненавижу такие вещи, — сказала тетя Амарилис. — Такая грязь!
— Невидимая для других сторона жизни время от времени дает о себе знать, — сказал Питеркин. — Между прочим, Аннора, тебя устраивает пятница, чтобы посетить миссию Френсис?
В этот же день газеты сообщили имя человека, о котором уже говорили все.
Я услышала выкрики мальчишки-газетчика на улице и сбежала вниз, чтобы узнать новость. Один из слуг уже нес газету, и у него были такие глаза, как будто они готовы выскочить из орбит.
— Кто это? — крикнула я.
— Они назвали его, мисс. Это невероятно… но это мистер Джозеф Крессуэл.
Я не могла поверить своим ушам. Такое не могло быть правдой, здесь какая-то ошибка.
Тетя Амарилис была совершенно расстроена. Она все время твердила:
— Это опечатка. Они написали не то имя. Только не этот милый, добрый, умный мистер Крессуэл. Должно быть, какой-то другой Крессуэл.
Мы все были убеждены, что произошла какая-то ошибка, и ждали дядю Питера, чтобы узнать его реакцию. Когда он явился, все собрались вокруг него.
Он выглядел потрясенным и повторял то же, что и мы:
— Это, несомненно, ошибка. Это не может быть Правдой.
— Как же у них оказалось его имя? — спросил Питеркин.
— Единственное, что приходит мне на ум, что настоящий виновник назвал не свое имя, а первое, которое пришло ему в голову В конце концов, его имя широко известно в обществе.
Тетя Амарилис облегченно вздохнула:
— Конечно, это все объясняет. Ты попал в самую точку, Питер.
— Я надеюсь, что это недоразумение, — сказал дядя Питер, — но оно уже причинило ему немало вреда.