— Не серди меня. Тебе еще предстоит узнать, что я могу и сердиться.

— Я это хорошо знаю, кое-что я уже видела.

— Ты еще ничего не видела.

У меня появилось ощущение, что я его не знала. Колум остался для меня незнакомцем, хотя и был отцом моих детей. Я почувствовала, что раньше он носил маску, а теперь она медленно соскальзывала с его лица.

Как ни странно, до сих пор я его не боялась, хотя знала, что гнев его может быть ужасен. Я уже забыла человека, который, как буря, ворвался в гостиницу, который завез меня в свой замок. Я забыла того человека в благодарном муже, так радующемуся своему сыну, но он все еще был им.

Я подумала: «Он способен убить меня, если я его рассержу или если он захочет отделаться от меня». Будто дух Нонны был со мной, говорил мне об этом, предостерегал быть осторожной. Странно, но мне было все равно. Я хотела сказать ему о своем открытии и не собиралась притворяться.

Он все стоял в этой позе, будто, сложив руки, он не давал им схватить меня. И я не знаю, стал бы он ласкать меня или его пальцы вонзились бы мне в горло и задушили меня. Единственное, что я осознавала в этот момент, — я очень мало знала этого человека!

— Тебе нечего было делать во дворе. Тебе не следовало входить в башню. Ты могла бы пробыть там много дней, и мы не нашли бы тебя. Если бы не истеричный рассказ одной из служанок, что она видела на валу привидение, и если бы мы не заметили там твою юбку, мы не нашли бы тебя. Когда я узнал, что ты пропала, я послал людей на поиски: ты заставила меня сильно тревожиться.

— Сожалею, что сделала это.

— Так и должно быть. Никогда не веди себя таким образом, иначе пожалеешь.

— Ты кровожаден! Я верю, что ты мог бы убить меня.

— Вот и правильно, что ты боишься меня.

— Я не сказала, что боюсь тебя. Я сказала, что подумала, что ты смог бы убить меня. Ты сейчас ненавидишь меня, потому что я обнаружила природу твоего занятия.

— Что ты обнаружила?

— Что в башне находятся товары — трофеи с моря.

— А почему бы и нет?

— Ты бы мог рассказать это мне. Почему ты хранишь их в таком секрете?

— Разве не лучше, если они достанутся мне, а не морю?

— Это груз потерпевших крушение кораблей. Разве он принадлежит тебе?

— Трофеи принадлежат тем, кто их взял.

— Но ведь иногда люди спасаются? Что тогда?

— Если бы такие люди были, тогда товары, несомненно, принадлежали бы им, но если их нет, мы берем их себе.

— Но почему ты не хотел, чтобы я знала?

— Я не намерен отвечать на твои вопросы. Это ты будешь отвечать мне. Ты говорила об этом с матерью?

— Как я могла? Я не видела ее с тех пор, как все узнала.

— Может быть, ты подозревала?

— Я не говорила с матерью.

Он вдруг наклонился и схватил меня за руку:

— Тогда ты никому не скажешь об этом! Ты слышишь меня? То, что происходит в моем замке, касается только меня и больше никого. Помни это!

Я сказала:

— Я больше никогда не надену рубинового медальона.

— Ты будешь носить его!

— Он принадлежал кому-то, кто утонул вместе с кораблем. Ты снял его с трупа?

— Молчи, глупая женщина! Радуйся, что у тебя есть муж, который лелеет тебя и делает подарки.

— Я не хочу подарков, снятых с мертвых! Колум повернулся и пошел к моей шкатулке. Когда он вернулся, в руке у него был рубиновый медальон.

— Надень! — сказал он.

— Я не хочу надевать его!

— Ты наденешь!

Я отказалась. Взбешенный, он силой застегнул его у меня на шее. Я почувствовала холодное прикосновение металла. Я лежала, закрыв глаза. У меня не было сил противостоять ему, хотя все мое тело кричало, протестуя.

Колум лег рядом, лаская мою шею и лениво поигрывая цепью.

— Сейчас ты мне нравишься, как всегда! Раньше я никогда не был так долго доволен одной женщиной. Тебе повезло, жена: у нас есть дети, они мне нравятся, хотя я хотел бы еще сыновей. Но у нас они будут, у нас еще что-то будет: ты будешь делать то, что я скажу, и будешь счастлива делать это. Ты скажешь:

«У меня нет своей воли, только его, и, что бы он ни сделал, для меня это будет правильно». Скажи это.

— Нет! Ты можешь надевать на меня цепь, которую я не хочу, ты можешь делать со мной то, что сделал, когда опоил вином. Но ты не властен над моими чувствами. Если мне не нравится то, что ты делаешь, даже если я не говорю этого, мне это все равно не нравится, и ничто не может изменить этого!

Он громко рассмеялся:

— У тебя хватает смелости, я признаю это. Это хорошо, ибо я хочу, чтобы мои сыновья были смелыми. Что было бы, если бы они унаследовали боязнь глупой женщины даже высказываться откровенно? Нет, ты мне нравишься. — Он поймал зубами мое ухо и сильно укусил. — Но знай, — продолжал он, — я буду делать, что хочу, и ты не будешь шпионить за мной. Что бы ты ни видела здесь, ты будешь молчать. Ты будешь закрывать глаза, если брезглива, ты примешь все, что увидишь здесь, и ни словом не обмолвишься об этом ни с кем. Поняла?