— Аер, ты присмотри за больной, а мы с девочками пойдём обед готовить. Кстати, как зовут вас, птички? А то за хлопотами даже спросить забыла.

— Я Дела, а она Шеля, — ответила та, что побойчее. — Только, тётенька, с обедом у нас ничего не получится. Еды у нас нет.

— Как нет? Я большую корзину снеди привезла. Кстати, где она?

Корзины стояли там, где их сгрузил возчик — в тени плетня. Одна давно уже была пуста. Филипп, выспавшись, выбрался из своей перевозки и пошёл исследовать окрестности. Всегда чувствовала его передвижения краем сознания, потому и не волновалась за питомца. «Я кот и гуляю сам по себе!» — время от времени напоминал мне фамильяр. А я и не спорила. Ни с ним, ни с Киплингом.

— Будем суп варить, — объявила я. — Турне сейчас жидкое и горячее нужно. Да и нам всем подкрепиться не мешает. Лечение дело небыстрое. Силы понадобятся.

Под навесом, вокруг очага со встроенным в него большим котлом, была устроена кухня. Некогда самое оживлённое место дома сейчас удручало заброшенностью, пустыми стенами и полками.

Выгружая продукты из корзины, видела, как округляются глаза девочек: курица, масло, сыр, разнообразные овощи и крупы. Похоже, всё это давно уже исчезло из рациона семьи.

Ароматы готовившегося супа выманили из укрытий всех членов семьи. Помогать ухаживать за больной желающих было трое, а вот присоединиться к обеду намного больше оказалось.

Отложив в пиалу несколько ложек похлёбки, я отправила сестричек кормить мать:

— Аер моя вам поможет. Она умеет за больными ухаживать, — напутствовала я.

Потом позвала чумазых детишек, крутившихся у навеса. Посадила рядком на потёртую циновку, дала по куску лепешки и мисочке с густым ароматным супом.

Не знаю, все ли дети были родичами хозяина дома, но не понимаю, как можно кормить только «своих», когда рядом шмыгают соплями и слюной такие же голодные, пусть и соседские, детишки.

Ребятня, бойко работая ложками, без капризов и перебора содержимого — фу, здесь лук! — покончила со своими порциями довольно быстро и умчалась по неотложным делам.

Самые занятые люди, подумала я, собирая брошенную посуду. Сколько всего им необходимо сделать до того, как станут взрослыми. Получить опыт и навыки выживания, набить шишки, завести друзей и врагов. Понять и принять себя в этом далеко не радужном мире.

— О, супчик с курочкой! — прервал мои мысли мужской голос. — Плесни-ка, мне, тётка, погуще и погорячее. Да ножку положить не забудь. Очень я куриные ножки люблю.

К угловому столбу, поддерживающему навес, привалился один из сыновей Ывносара. Он жадно втягивал крупным носом аромат, шедший от котла, и грыз соломинку, очевидно, предвкушая сытный ужин.

— Ты знаешь главное правило жизни? — домывая посуду, спросила я.

— Какое?

— Кто не работает — тот не ест, — озвучила я мысль, с детства внушаемую в нашей стране. — Кормлю только тех, кто был занят полезным делом. Что хорошего ты сегодня сделал?

Глаза парня полезли на лоб. Похоже, с ним так никто и никогда не разговаривал.

— Ты, тётка, так не шути. Это не твой дом, чтобы распоряжаться, кому здесь есть, а кому нет! Скажу отцу, и вмиг вылетишь отсюда.

— У тебя с логикой плохо, — спокойно ответила я. — Первое, я не в доме, а во дворе. Второе, еду привезла я, готовила тоже я. Поэтому мне и решать, кого кормить, а кого нет.

Парень буркнул что-то злое себе под нос и побрёл в сторону дома.

— Ты правда не всех кормить будешь? — раздался из тени голос хозяина дома. Он не стал вмешиваться в разговор, но подал голос сейчас, когда мы остались вдвоём.

— Правда. Покормлю тебя, девочек твоих замечательных. Внуков уже покормила. А больше я никого не видела и не знаю. Ответь мне, есть за что их кормить? — Услышав горестный вздох, я слегка смягчилась и спросила: — Скажи, почему твои сыновья и невестки не помогают тебе?

Ывносар протиснулся к стене, где недавно сидели детки. Тяжело опустился на циновку, оперся сгорбленной спиной на облупленную стену и прикрыл глаза.

— Когда человек молод, он представляет свою будущую жизнь яркой, весёлой, счастливой. Никто не думает о болезнях, непочтительных детях и одинокой старости. Откуда же оно берётся? Чем я прогневал Пресветлую — всё, что могло случиться плохого, отмерила мне судьба полной чашей?

— Зачем ты гневишь Вселенную? — одёрнула я страдальца. — У тебя есть крыша над головой, дочки умницы и красавицы, сам ты здоров и деятелен. Нельзя видеть в жизни только плохое.

— Наверное, ты права, странная женщина, — увидев мои приподнятые от удивления брови, добавил Ывносар, — ты очень напоминаешь мне девочку с базара, что купила несъедобные ягоды. Но глазами я вижу — ты не она. И говоришь шёпотом. Горло болит?

Постепенно под навесом стало людно и тесно. Пришли сестрички Дела и Шеля и привели моего Аера. На самой границе света и темноты двора скромно материализовалась женщина неопределённых лет — сестра Турны. Рядом примостились две молодки, призывно машущие кому-то, скрывающемуся в темноте.