Бронницкий с трудом оторвал взгляд от тела на диване напротив и разглядывал теперь календарь на стене, над тумбой с дисковым телефоном. Он вспомнил, как однажды летом, в дошкольном детстве, родители уехали на юг и снова оставили его в этой квартире на целый месяц. Планктоша тогда страдал, скучал и по утрам вставал на табурет, чтобы зачеркнуть прошедший день в календаре: ему казалось, что так он приближает возвращение мамы. Евдокия Никифоровна выдавала внуку для игр деревянный ящик, полный старинных ключей самых разных форм и размеров, пустых спичечных коробков и пузырьков из-под глазных капель. Маленький Бронницкий фантазировал, что найдёт потайную дверь в волшебный мир, которая откроется одним из этих ключей, и воровал на кухне спички по одной: он прятал их в пустой коробок, где заранее смастерил двойное дно. На улице бабушка запрещала Планктону общаться с другими детьми и выгуливала одного вокруг хоккейной коробки. Мальчик старался убежать от Евдокии Никифоровны за угол, быстро достать свой коробок с секретом и, пока бабушка не видит, поджечь кучку тополиного пуха.

А в другой год, после первого класса, они уже всей семьёй поехали к морю. Бронницкий улыбнулся, вспоминая, как рано утром садились в серо-жёлтую «Волгу» с шашечками на двери, пахнущую бензином и своим особенным, ни с чем не сравнимым «волговским» запахом, – отец на переднее сиденье, а они с мамой и младшим братом сзади. Шоссе побежало навстречу, задёргался рычаг на полу и Бронницкий твёрдо решил, что, когда вырастет, обязательно будет водить «Волгу». Потом был большой самолет с винтами, и маму почему-то очень огорчал гул от моторов, а Планктону он нравился.

Сначала они жили в частном секторе, в двух комнатах деревянного дома с отдельным выходом в зелёный двор, дни проводили на пляже. Брат панически боялся воды: отец тащил его за руку в море, и, когда вода достигала колена, – брат начинал упираться и орать, как резанный. Он вообще боялся воды, даже в ванной: когда мама мыла брату волосы, он запрокидывал голову назад, чтобы вода не текла по лицу. А вечерами, уже в темноте, под оглушительный треск цикад отец приносил большую банку тёплого молока и маленькую баночку варенья из грецких орехов. Планктон Антонович подумал, что, пожалуй, ничего вкуснее не ел в жизни.

А потом на «Комете» на подводных крыльях переехали в Геленджик, где поселились в пансионате, и брат сразу же слёг с температурой под сорок, проболев весь оставшийся отпуск. У Планктона Антоновича, наверное впервые в жизни, появилось много свободного времени – родителям стало не до него. Бронницкий целыми днями гулял: сначала один, потом с какими-то мальчишками. Они лазали по оврагам и находили гильзы, очень много ржавых гильз. Особенно ценились огромные гильзы от противотанкового ружья. Планктону Антоновичу было ужасно интересно: он исследовал мир и чувствовал себя свободным и счастливым.

А ещё позже, осенью, – Бронницкий всё глубже погружался в воспоминания, – был забавный случай. Хотя, что значит – забавный? Тогда ему было вовсе не забавно! Во втором классе их школу у метро Парк Культуры закрыли на ремонт и Планктона Антоновича с одноклассниками перевели в другую школу на Спортивной, с большим садом во внутреннем дворе за кирпичным забором. На переменах дети играли в войнушку и в прятки, лазали по деревьям, и Бронницкий упал с дерева, в полёте зацепившись брюками за сучок. Это замедлило падение и спасло Планктона Антоновича от серьёзного удара о землю, однако правая брючина порвалась по шву до самого ремня. Когда Планктоша на метро возвращался домой, ему казалось, что все пассажиры рассматривают его голую ногу и ухмыляются, было ужасно стыдно и хотелось провалиться сквозь землю…

Весной они играли с мальчишками из «А» класса в войнушку – стояли по разные стороны кирпичного забора и кидались друг в друга пустыми стеклянными пузырьками из больших мешков, которые почему-то оказались в школьном саду. Бронницкий высоко подпрыгнул над забором и очень удачно попал одному «ашке» в голову. Было рассечение, много крови: вызвали скорую, несчастного увезли зашивать рану. Поскольку все кидались пузырьками одновременно, никто не знал, кто именно попал. Но сам Планктон Антонович прекрасно понимал, что попал именно он! Бронницкий прятался за деревом и наблюдал издалека, как суетилась взволнованная мать «ашки» и какая-то учительница, как его грузили в карету скорой помощи. Планктоша ужасно боялся, что раненый умрёт, а его заберут в милицию и посадят в тюрьму.

В дверь позвонили. Это был участковый.

***

Инвестиционная компания «Двойка Потолок», образованная когда-то в результате слияния ООО «Двойка Брокер» и коммерческого банка «Финансовый Потолок», принадлежала Гургену Маратовичу Фирмачяну. Внешне Хозяин был не очень похож на банкира, хотя толстопальцевость и общая монументальность фигуры вполне соответствовали профессии. Впечатление портили огромная, переходящая непосредственно в плечи, голова, горбатый мясистый нос и особенно – кучерявая борода, начинавшаяся сразу под выпученными, немного маслянистыми глазами. В деловом костюме, посреди офисного люда Фирмачян смотрелся нелепо. Планктон Антонович живо представлял банкира на зелёном склоне в папахе и с посохом, окружённым отарой породистых баранов.

Гурген Маратович был добродушен до романтичности и обожал помечтать вслух, особенно на публике. Хозяин имел склонность к широким жестам и громким заявлениям, хотя заикался и шепелявил. Он любил собрать всех сотрудников «Двойки» на общее собрание и произнести эмоциональную, но неразборчивую речь.

– Работая в нафем б-б-банке, мы фсе ифпытываем чуфтво п-п-полёта, – заикался Хозяин, – поэтому к концу года оценка компании долфна вырафти до д-д-двух миллиардов.

Аплодисменты.

– Мы – команда молодых амбициозных п-п-профессионалов! Мы делаем невофможное и меняем мир к лучфему, а в этом году прибыль д-д-да… д-д-должна быть не меньфе миллиарда, – шепелявил банкир.