«Простой, как обух по голове, шантаж всегда эффективнее любой сраной дипломатии». Дина Рубина

Вот и я предпочитаю более эффективные методы.

Чтобы не выкрикнуть эти слова вслух, я до боли сжала кулаки, нечаянно скомкав и без того измятое письмо, сцепила зубы и, не в силах больше сдерживаться, выскочила из дома. На пороге едва не снесла Гильома, вернувшегося с выпаса.

— Присмотри за девочками. Я скоро, — выдохнула на бегу, пряча мокрое от слёз лицо, и сбежала во двор.

Покрутила головой. Куда? В какую щель забиться, чтобы хотя бы десять минут побыть одной? Повернула за птичник и попала на заброшенный огород. Там, свалившись на необихоженную грядку, уткнулась в сгиб руки и от души разрыдалась.

Ну почему у меня всё не так? За какие грехи мне судьба такая выпала? Что в той жизни, что в этой. Встретила хорошего человека, могла бы у нас с Иваном любовь случиться, так нет же… Сослали в дальнюю деревню, не оставив следов и свидетелей.

А то, что бабушка предупреждала насчёт шпионов… Так сама маму родила от такого… со взглядом непростым. Почему же ей было можно в тайных агентов влюбляться, а мне нельзя? У каждого свои ошибки, и, может, Ванечка не такой, как её Сан Са-а-а-аны-ы-ыч…

— Мария, да что ж вы так убиваетесь? — прошелестел рядом Эймери.

— Угу… так не убьешься, знаю, — ответила надоедливому духу известной фразой из анекдота и шмыгнула носом. Реветь в чьём-то присутствии, пусть даже и призрака, не хотелось. Гордость не позволяла. Вытерла лицо фартуком, в него же, наплевав на приличия, громко высморкалась.

— Вы страдаете так, будто я оставил вас с детьми в бесплодной пустыне без воды и еды, — продолжал недоумевать дух. — Вы присмотритесь к дому хорошенько, всё есть. Продуктов запас, одежда и ткани разные в сундуках. По мелочам всякого разного. Не пропадёте.

— Вы оставили меня без шанса стать счастливой с человеком, который мне очень симпатичен! — я ткнула развёрнутый помятый, со слегка размытыми от моих слёз словами лист рядом с тем местом, где предполагалось лицо хранителя.

— Мария, тут мало что прочитать возможно — измято, растеклось многое. Ещё и язык незнаком мне. Но если молодой человек к вам неравнодушен, подождёт год-другой. Какие затруднения? Заодно убедитесь в серьёзности намерений месье, — ворчливо, как реальный старик, убеждал меня в правильности своего поступка Эймери.

— Он не знает, где я! Вы понимаете это? Если Иван Андреевич начнёт меня искать, то в замок, по вашей версии, я не приезжала… Он может счесть меня обманщицей. Забрала деньги месье Дюбуа и исчезла. Вы бы в своё время стали такую девушку два года искать и ждать? — шипела я на привидение.

— Хм… разве только затем, чтобы повесить, — задумчиво пробормотал дух. А потом спросил: — И что вы предлагаете?

— Напишу ему письмо, а вы передадите…

— Я не почтовый голубь! — взвился вдруг Эймери.

Вдохнув, я едва смогла выдохнуть. Этот гадкий старик будет портить мне жизнь, устанавливая свои правила, а я должна соглашаться? Хорошо, давай «пободаемся». Я отлично усвоила бабушкины уроки манипуляции и шантажа. Не пользовалась ими, но, видно, время пришло. Что для хранителя самое ценное? Наследник. Ведь он меня не столько в наказание сюда сослал, сколько для жизнеобеспечения графских отпрысков. Ну-ну…

— Нет? Ладно, пусть будет «нет»… Пойду почитаю детям книжку, — я поднялась с земли, охлопала юбку от прилипшего мусора, сняла грязный фартук и ещё раз высморкалась.

— Мария… Вы что-то задумали? Признайтесь, Мария, — вдруг насторожился хранитель.

— С чего вы взяли, месье? Вы меня забросили в эту дыру с моими подопечными. Так? По договору с замком я поступила служить гувернанткой. Не нянькой, которая должна помогать детям одеваться, мыться и расчёсывать волосы, не горничной, которая обязана следить за чистотой помещения, постели и одежды, не кухаркой, которая готовит еду, и тем более не скотницей или птичницей. Гу-вер-нант-кой! Я обещала детям быть с ними, что бы ни случилось — вы это мне в вину поставили. Здесь я и буду… до последней минуты. Их или своей жизни. Всего доброго, месье Эймери! — я взмахнула фартуком и пошла с огорода.

— Но вы же так не сделаете! — застонал за моей спиной дух. — Вы же женщина и не позволите детям умереть с голоду в грязи.

— Вы — не почтовый голубь, а я гувернантка! — нежно пропела я на подвернувшийся на память мотивчик.

Вдруг хранитель мгновенно увеличился в размерах, поменял цвет на тёмно-серый и, нависнув надо мной чёрной тучей, раскатисто проревел:

— Мария! Остановитесь!

Какие страсти! Дяденька, я выросла в двадцать первом веке. У нас в кино такие спецэффекты демонстрируют, что вам и не снилось. Поэтому остановилась и обвиняюще, как мужик с безумными глазами на патриотическом плакате прошлого века, ткнула в призрака пальцем: