Сложным представляется процесс формирования культуры и особенно этноса чирковских племен. Как уже неоднократно отмечалось (Халиков, 1960), их формирование происходило на основе взаимосмешения поздних волосовских (на панфиловском этапе) и ранних балановских (в конце балановского этапа) племен. Волосовско-балановские контакты в это время (Бадер, Халиков, 1976, с. 78) проходили достаточно широким фронтом — почти по всему Марийско-Горьковскому Заволжью. Об этом кроме широко известного поселения Таланкина Гора свидетельствуют и другие поздневолосовские памятники — II Ахмыловское (Никитин, 1977), Уржумкинское (Архипов, Никитин, 1977) и др.

Но был еще третий компонент. Он выявлен в материалах поселения Таланкина Гора в виде сосудов второй группы, по форме и органическим примесям в тесте близких поздневолосовским, но отличающихся от них более пышным орнаментом, выполненным налепными горизонтальными или волнистыми валиками, защипами по краю венчика и отпечатками зубчатого штампа, преимущественно в виде «шагающей гребенки». То, что эта группа активно участвовала в формировании чирковской керамики, свидетельствуют находки в том же поселении небольших сосудиков баночной формы, тонкостенных, но с валиковым орнаментом, а также хорошо выраженный комплекс чирковской керамики из Зуево-Ключевского поселения, сохранившего в своей орнаментации валиковые реликты (Генинг, 1975).

Мне уже приходилось отмечать, что украшение налепными валиками неизвестно в керамике местных энеолитических культур лесного Поволжья, поэтому такую деталь орнаментации следует считать явлением, привнесенным со стороны (Халиков, 1969, с. 190). Но откуда могла появиться такая своеобразная деталь орнаментации? Имеющиеся материалы указывают на восток. В первую очередь это целая серия турбинских или близких к ним памятников конца гаринского этапа, в керамическом материале которых отмечается валиковая керамика. В значительном числе она найдена в нижнем слое поселения Лобань на Кильмези (Гусенцова, Сенникова, 1980), имеется она в материалах Игимского поселения Икско-Бельского междуречья, наконец, единичными фрагментами с волнистым валиковым орнаментом она отмечена в позднегаринских (ольховского этапа — по О.Н. Бадеру) памятниках Среднего Прикамья — Тюремка II, III, Бойцовское II, Камский Бор II (рис. 2, 5), Ново-Ильинское II, Бор I (Бадер, 1961а, 1962; Коногорова, 1961). Но и на Каме эта традиция не местная, так как ни неолитическая (волго-камская), ни энеолитическая (левшинская и ранняя турбинская) керамика валиковой орнаментации не знают. Нет такой керамики ни в более южных (Матюшин, 1982), ни в более северных (Канивец, 1974) районах. Поиски аналогий и особенно истоков этой традиции уводят нас еще дальше на восток.

Наиболее выраженная группа керамики, украшенной волнистыми и прямыми валиками, а также орнаментом из оттисков «шагающей гребенки», на востоке для синхронного времени, т. е. середины и конца второй половины II тыс. до н. э., выявляется в комплексах так называемой кротовской культуры Новосибирского Приобья и Обь-Иртышского междуречья (Молодин, 1977; Косарев, 1981а, с. 106 и сл.). Причем в памятниках этой культуры валиковая керамика абсолютно преобладает, составляет от 54,2 % (Преображенка) до 100 % (Кротово) (Молодин, 1977, с. 55). Валиковая керамика найдена также в материалах Ростовскинского могильника (Матющенко, Ложникова, 1969) и широко исследуемого В.И. Молодиным (1980) могильника Сопка, по погребальному обряду и особенно инвентарю близких сеймино-турбинским могильникам Волго-Камья.

Сближается и форма жилищ. Как и в поселениях раннего этапа чирковской культуры (см. Таланкина Гора, Кубашево), на поселениях кротовской культуры бытовали однокамерные и двухкамерные прямоугольные сооружения с очагом в центре каждой из камер (Косарев, 1981а, с. 109). Сама кротовская культура датируется второй — третьей четвертью II тыс. до н. э. (Молодин, 1977, с. 67–68) и входит в обширный круг лесных и лесостепных культур самусько-окуневского типа (Членова, 1977), послуживших, по мнению многих исследователей, истоком для сейминско-турбинских бронз Восточной Европы (Gimbutas, 1955; Черных, 1970; Косарев, 1981а).

Таким образом, намечается еще одна связь для объединения поселений чирковской культуры с могильниками сеймино-турбинского типа, с одной стороны, а с другой — усиливается доказательство западносибирского (кротовского) происхождения части племен, оставивших в Восточной Европе могильники сеймино-турбинского типа и поселения чирковской культуры.

Время функционирования могильников сеймино-турбинского типа совпадает с основными этапами развития чирковской культуры. Так, с начальным (галанкиногорским) этапом, очевидно, следует синхронизировать основные погребения Турбинского могильника, датированные О.Н. Бадером (Бадер, 1964а) XVI–XV вв. до н. э., и выше отмеченные погребения на стоянке Лобань I.

Время функционирования Сейминского и близких ему могильников (Решна) синхронно второму (кубашевско-сейминскому) этапу чирковской культуры, совпадающему с атликасинским этапом балановской культуры (XV–XIV вв. до н. э.). Кроме Кубашевского поселения и Сейминского могильника, к этому этапу можно причислить такие памятники, как Исток Мельничный, Володары у устья р. Оки, Оленью Гору и нижний слой Сомовского и Васильсурского городищ, Новоселовское поселение Марийской АССР. В это время оформляются основные особенности культуры, что наглядно видно на материалах керамики. Однако сохраняются и составные комплексы, в том числе и реликты валиковой керамики. Последняя, например, с валикообразным краем известна в материалах Сейминского могильника (Бадер, 1970, с. 141).

На юринском этапе, совпадающим с ошпандинским этапом балановской культуры (XIII–XII вв. до н. э.), зона дисперсного распространения чирковско-сейминских памятников становится довольно обширной — от района р. Костромы на Верхней Волге (см. поселения Станок, Борань, Федоровское, Сахтыш II) до устья р. Белой на Каме (см. Зуево-Ключевский комплекс). В этот период завершается формирование чирковской культуры, исчезают все составные культурные компоненты и только в контактных зонах встречается балановская керамика.