Норман никак не отреагировал. Продолжая молча идти, он оставался единственным, кто не причитал и смиренно шёл вперед.

Подошло время для очередного сеанса связи. Достав рацию и нажав на кнопку, я стал связываться со штабом. В ответ услышал лишь шум пустого эфира. Сделав ещё несколько попыток и получив аналогичный результат, я попросил своих сослуживцев повторить то же самое, предположив, что моя рация могла повредиться попавшим в неё снегом.

Первый, кто повторил мои действия, оказался Айзик. Ничего не вышло… Все тот же раздражающий, трескающий звук. Затем остальные парни попробовали установить связь. Не получилось… Смена частоты на резервную аналогично не дала результатов. Томи предложил настроить рации на один канал связи и постараться проверить, сможем ли мы хоть услышать друг друга. Ничего не поменялось… Крайне странно, поскольку наше оборудование работало и функционировало: лампочка мигала, а миниатюрный экран горел тусклым зеленным цветом с цифрами волн приёма.

За этой проблемой и дополнительным напряжением мы не заметили, как у Нормана окончательно стали сдавать нервы на фоне его предубеждений и дремучести интеллекта деревенщины. Но через некоторое время бурчание парня стало доноситься до наших ушей:

– Это он… За нами уже следят. Нужно бежать… скорее…

– Норман, успокойся. Это просто помехи и сбой. Единственное, кого сейчас стоит бояться и винить, так это погоду.

– Ты не понимаешь! Это хозяин, и он уже рядом! Мы все сгинем, умрем на этом чертовом перевале!

– Во-первых, хватит орать, а во-вторых, соберись уже. Ты же солдат! – я пытался его вразумить.

Мне показалось, что это помогло, поскольку парень заткнулся. Теперь можно было принимать решение, и я скомандовал обойти небольшую возвышенность, которую мы миновали полчаса назад. Там был последний сеанс связи, вдобавок открывался вид, где при благоприятных обстоятельствах можно было увидеть огни центрального штаба, находившегося примерно в шести километрах.

Я точно помню, как мы придерживались того же маршрута и следовали четко координатам. Однако спустя тридцать минут случилась не что иное, как настоящая чертовщина.

– Мне кажется, или мы тут были?

– Нет, Боб, мы сделали гребаный круг… – растерянным и удивленным голосом ответил Томи.

Так и было… Я не мог поверить своим глазам, как это могло произойти, поскольку самостоятельно отмечал все ключевые точки и вел группу по карте. Спустя некоторое время на этом фоне у нас случилась перепалка. Детали не столь важны, но, как нетрудно догадаться, я стал виноватым, хотя это прямо и не было озвучено. Помимо факта сомнения в моей компетентности, начал раздражать и Норман с нарастающим потоком идиотии про легенды и прочие выдумки местных. Вскоре все успокоились, и мы повторили попытку выйти в зону связи.

В этот раз руководил Питер Траун. Я лично предоставил ему это право, дабы успокоить пыл замерзавших солдат. Спустя ещё тридцать минут мы все стояли молча, тяжело дыша и не двигаясь, поскольку снова прибыли в то же место.

Повисшую тишину нарушил очередной предрассудок прямиком из горла Нормана:

– Он играется с нами…

Было трудно, что-то ответить, поскольку такая ситуация напоминала чью-то злую шутку. Мы все, вымотанные и замерзшие, не хотели верить своим глазам. А Томи с Джоном постепенно прислушивались к нагнетаниям Нормана, ища объяснение в вымысле. Разумеется, меня не устраивал такой расклад, и я предпринял попытку вразумить трио. Посыпались отчаянные оскорбления и бесчисленные упрёки. В один момент мне показалось, что дело дойдет до рукоприкладства, но Боб авторитетными габаритами сумел потушить конфликт, находившийся на границе невозврата.

Тогда я не мог трезво мыслить, поскольку молодая кровь в купе с адреналином повесили пелену на глаза. То место, перевал Духов, ломало нас, начиная с погоды, а заканчивая ужасом, навеки поселившимся в моих воспоминаниях.

После сильной ругани мы все окончательно позабыли о звании солдата и стали действовать по своему усмотрению. Норман, Томи и Джон решили задержаться, дабы дать нам пятнадцатиминутную фору, не желая более идти под нашим руководством. Боб с Айзиком попытались их отговорить, но все было напрасно. Питер же отнесся с равнодушием к затее трио, хотя отказывался верить в свою ошибку. Знай я тогда, что больше никогда не увижу итальяшку и Джона, не допустил бы такой глупости…

Пробираясь через сугробы под лютый снегопад, я нервничал, а моя голова так остыла, что в ней стали появляться мысли об ошибочности решения разделиться. Все же они не помешали закончить очередной круг и вновь прийти к месту, где ранее Томи с Джоном хотели выпустить на меня пар раздражения и подкрадывающегося страха…

На этот раз мы стояли вчетвером, безмолвные и опустошенные… Круг замкнулся в очередной раз, а наша цель стала походить на утопическую мечту. Все начали спорить, ища правых и виновных. Криков не было, однако напряжение, возникшее между нами, могло детонировать в любой момент.

В порыве выяснения отношений мы не заметили, как пятнадцатиминутная фора прошла, а это означало одно: или мы встретимся с трио, или ему удалось выбраться. Решив подождать ещё немного, парни доели небольшие запасы, и, как только привал был окончен, мы покинули это место.

Будучи полностью сосредоточен на маршруте, я не сразу заметил, как сослуживцы шепотом переговаривались, тем самым определенно не хотели подпускать меня к беседе. Однако я все же сумел уловить нить разговора. Они упоминали Нормана и деревенские предрассудки, которые, по-видимому, нагоняли жуть на солдат. Я не успел влезть в их разговор, потому что увиденное мною и товарищами застало нас врасплох и привело в замешательство. Под одним из больших камней сидел бородатый старик в такой же форме, как и мы. Ноги его были согнуты в коленях и прижаты руками к груди, рядом стоял рюкзак. Мы переглянулись и подошли. Обратились к незнакомцу, но ответа не последовало. Тогда я повторил попытку. Он неспешно поднял свои глаза, посмотрев точно на меня: