Мы дружно посмотрели на нашего уважаемого командира, ожидая от него решения этой непростой задачи. Он, кстати, был в отвратительном настроении, так как страдал расстройством кишечника от немытых лесных плодов и некачественного самогона, извини, командир…

– Мог бы пропустить детали, – проворчал я.

Арзуман пожал плечами и продолжил свой рассказ…

– Так или иначе Балабеков наклоняется к Джабраилу и спрашивает:

– Если откроют рот, будешь орать?

Тот усиленно помотал головой, и командир начал осторожно вынимать кляп. Мы, уверовав, что божественная тишина леса не нарушится глоткой этого Тарзана, свободно вздохнули. Но ненадолго.

Не успели освободить руки мнимого учителя географии, он так заорал, что наши ушные перепонки зазвенели церковным колоколом.

– Вай мама! Вай, я умер уже! Аа-а!..

Мы вновь налетели на него и кое-как засунули этот кляп обратно. Начали прислушиваться к лесу – вроде тишина. Хотя вопль этого недобитого кабана могли бы услышать аж в Ереване.

– Глядя на тебя, братец, можно потерять веру в человека, – процедил сквозь зубы Мулла Садык. – Неужели у тебя нет капли мужества, чтобы пересилить эту боль. Чему ты учил детей в школе?

– Взяточничеству, – залыбился Балабеков, – он у них бабло собирал якобы на веники и на день рождения директора.

– Да он всех нас подставит, – завопил опять Магомед. – Надо от него избавиться по закону военного времени.

Все знали, что Черный должен Джабраилу энную сумму за приобретение российских коров. Потому нам было понятно его служебное рвение.

– Только попробуй, – процедил сквозь зубы верный Гюлахмед и схватился за свой штык-нож, торчащий у него как всегда почему-то над задницей. – Брат мой завещал твой долг мне, если с ним что-то случиться, правда, джан кардаш? – обратился он к пленнику.

Тот опять усиленно закивал, хоть и разрывался от болии страха, и Магомед разочарованно сник. Все знали, что с Лезги Гюлахмедом лучше не связываться, когда он не в кондиции.

– Что же нам все-таки делать, командир, – обратился я вновь к Балабекову, – он действительно сорвет всю операцию. Если даже сумеем вернуться, таща этого кабана на себе, над нами будет смеяться вся часть.

Мы всегда надеялись на смышленость Балабекова. Он находил выход даже в самых щекотливых ситуациях и нередко этим спасал наши шкуры. И на этот раз он не подвел.

– Гюлахмед, – недолго думая, командир обратился к нашему суровому воину, – ты взял с собой кусачки?

Дело в том, что бравый горец на гражданке зарабатывал с помощью деревообрабатывающих инструментов. Проще говоря, был плотником. И в знак благодарности к ремеслу, которое его кормило, всегда носил в своих необъятных карманах небольшие кусачки и молоток. Тот недоуменно кивнул.

– Надо удалить зуб, – решительно объявил Балабеков. – Братец, ты к этой процедуре наиболее подготовленный. Мы подержим его за копыта и грабли, а ты вырвешь этот поганый зуб, который отравляет и ему, и нам жизнь.

Наступила тишина, нарушаемая лишь душераздирающими стонами несчастного учителя географии, который все слышал и на наших глазах вдруг покрылся холодным, липким потом от ожидаемой его экзекуции.

Гюлахмед неуверенно посмотрел на свои волосатые лапища.

– Джан кардаш, он откусит у меня пальцы. Смотри! У него зубы как у молодого верблюда. И как я тогда буду зарабатывать! Не смогу! – он решительно замотал головой.

– Сможешь, – незаметно подмигнул мне командир, – жизнь друга в твоих руках. Если ты этого не сделаешь, придется…

Он неопределенно провел пальцем по горлу:

– Я не могу рисковать людьми ради одного зубастого верблюда. Выбирай, или он останется без зуба, или без головы.

Гюлахмед озадаченно почесал затылок. Человек он был наивный и кристально честный. Судьба друга его волновала не меньше, чем откусанный в перспективе палец.

Магомед заржал:

– Да что с тобой? Считай, ржавый гвоздь вытаскиваешь из паршивого ящика.

Джабраил опять замычал, не то из-за зуба, не то от обиды.

– Одень мой масхалат, он не такой грязный, – предложил Мулла Садык. – Смотрите, какой у него умный вид! Настоящий врач.

– Ветеринар, – мстительно поправил Магомед.

– А если он все-таки откусит палец? – со страхом спросил опять Гюлахмед, глядя на скрученного друга, который вновь начал усиленно мычать и кивать головой.

– Не откусит, – уверенно заявил Балабеков и вдруг, страшно выпучив глаза, наклонился к пленнику. – Слышишь? А то… – он задвигал пальцами, изображая ножницы, – еще кое-что удалим. Ты же знаешь, я держу слово…