– О, Эрмитаж! – воскликнула она с воодушевлением.
– Да, я хочу его увидеть. Эмилия с таким восторгом рассказывала о нем после их с Мариусом путешествия в этот город год назад. Ну и не только о нем.

– Да, чтобы обойти все самые красивые и интересные места в Петербурге, жизни не хватит, - усмехнулся я. – А у нас всего два дня. Этого катастрофически мало. Но ничего, у нас вся жизнь впереди.

– Ты любишь Петербург, да? – вдруг спросила она притихшим голосом.

– Люблю. Северная столица занимает особое место в моем сердце, - ответил я.

– Тебе, наверное, было грустно покидать этот красивый город?

– Как сказать… Я ведь уезжал в Альтарру, понимая, ради кого и ради чего покидаю Петербург. Моя душа летела твоей навстречу, я уже знал, что ты жива. Как я мог грустить?

В ее изумрудных глазах стремительно промелькнуло что-то необъяснимое и эфемерное, словно призрак. Легкая тень, будто на секунду ее посетила грусть, и тут же оставила. Но не успел я спросить причины этой мимолетной тоски, как она уже вновь задавала мне вопросы.

– А что за Поцелуев мост, о котором ты упоминал? На нем целуются что ли?

– Ты попала прямо в яблочко, свет мой, - ответил я. – Здесь в народе существует поверье, что нельзя целоваться на мостах, поскольку все они – разводные. То есть, для судоходства мост в определенные часы разводят, что разделяет его на две части. Считается, что целоваться на разводном мосту – к скорому расставанию. А Поцелуев мост неразводной, а значит, если я поцелую тебя на этом мосту, мы больше никогда не расстанемся.

В ее взоре вспыхнуло что-то такое, трудно объяснимое.

– Даже не представляла, что ты веришь в такие вещи, - улыбнулась она, задумчиво глядя на меня.

– В общем, я не могу назвать себя суеверным. Но если речь идет о самом дорогом для меня, то я начинаю верить во все.

– Эрик… Почему ты никому не рассказывал обо мне? Все эти годы.

– Несколько человек все же знали кое-что, но без подробностей, - признался я.

– И почему же?

– Этот вопрос мне уже задавали. Я боялся, что если рассказать о своем заветном желании, то оно не сбудется.

– Значит, я была твоим желанием? – она окинула меня лукавым взглядом.

– Была, и остаешься по сей день.

Не отрывая от меня взгляда, она призывно обвила руками мою шею, потянувшись к губам. Ощутив совсем близко ее дыхание, я поймал ее выдох, с едва сдерживаемой страстью впившись в ее полураскрытые губы. Руки Герды легко соскользнули мне на плечи, а сама она крепче прижалась ко мне, позволив в полной мере ощутить волнующую близость ее женственного стройного тела, ставшего в моих объятиях податливым. Ее проворные пальчики расстегнули две верхних пуговицы сначала на моем колете, а затем на рубашке. Не прекращая поцелуй, она легким прикосновением принялась выводить на моей коже невидимые узоры, запуская стайки мурашек, пробуждая трепетную дрожь в теле от просыпающегося желания. Оторвавшись от ее сладких губ, я припал к нежной, благоухающей коже в изгибе шеи, покрывая ее мелкими поцелуями, и тронул языком мочку ее ушка.

– Ты играешь с огнем, девочка моя. Ходишь по краю бездны.

Сказав это, я зарылся лицом в ее распущенные волосы, хранящие аромат ее любимых цветов. Герда тихо хихикнула, и судорожно вздохнула, когда я, расстегнув ворот платья, вновь принялся ласкать ее шею, спускаясь к ключицам.

– А мне нечего бояться, - сказала она тихо, охваченная сладостной дрожью от прикосновений моих губ. – Обряд совершен. Мы жених и невеста. Запретов больше нет.

Прекратив ее целовать, я посмотрел ей в глаза, в которых читались смелый призыв и чувственное томление.

– Говоришь, я хожу по краю бездны? – промолвила она с шальной улыбкой. – Тогда покажи мне, что там находится за этим краем…В самой пучине бездны.

Больше слов мне не требовалось. Я и так уже сдерживал себя с огромным трудом, и сейчас можно было наконец-то дать волю своим желаниям, еще совсем недавно скованным запретом. Долгие годы, казавшиеся мне порой бесконечными, я считал себя вдовцом, коим и являлся, иногда довольствуясь случайными связями с женщинами, дабы просто выпустить пар. Я не запоминал их имен, представляя на их месте ту единственную, никогда не целовал, их лица рассыпались в моей памяти прахом уже на следующий день. Душа любимой крепко держала мое сердце в своих нежных руках, и даже спустя сотни лет, я не познал ни толики любви или хотя бы симпатии к другой женщине. Такая привязанность могла бы показаться сумасшествием, но ни тогда, ни тем более сейчас я не пожалел о своей непоколебимой любви. Ведь кто знает, откажись я от нее, встретились бы мы теперь, спустя восемь столетий?

Вновь овладев ее губами, я обнял ее, и найдя на ощупь шнуровку корсета, наскоро принялся ее распускать. Мне не терпелось коснуться ее обнаженной кожи и ощутить ее прикосновения на себе, уничтожить те века, что однажды разлучив, пролегли меж нами. Ослабив шнуровку корсета, я ловко расстегнул молнию на платье, и, когда оно упало на пол, Герда предстала передо мной в одном лишь тонком, словно паутина, нежно-розовом кружевном белье и чулках на поясе, едва не лишив меня дара речи своей ослепляющей, соблазнительной красотой. На минуту я просто обомлел, созерцая полную, высокую грудь, узкий стан, округлые, женственные бедра и длинные стройные ноги.