Когда я намечал маршрут нашего путешествия, то пообещал, что мы начнем с болота, рассмотрим такие низкие темы, как секс и агрессивное поведение, взглянем на то, что общего между людьми и другими дикими животными. Все это поможет нам подобраться к так называемым высотам человеческой натуры. В этой главе мы увидели, что некоторые из таких высоких устремлений — творчество и независимость суждений, являющихся проявлением потребности в самовыражении, о которой говорил Маслоу, — тесно связаны с теми же самыми эволюционными механизмами, которые управляют сексом и агрессивным поведением. В следующей главе мы проанализируем совершенно другую связь, которую монахини в моей католической школе расценили бы как святотатство: мы будем говорить о том, что духовные устремления человека, его религиозность и набожность — это не что иное, как проявление репродуктивной стратегии.

На календаре 1958 год. Откуда-то доносятся звуки ритм-н-блюза Дион Ди Муччи и группы «Бельмонте». Угол 43-й улицы и 13-й авеню в Куинсе. Мимо старой католической церкви проходит рабочий-итальянец, быстро осеняет себя крестом, касаясь лба, груди, а затем от левого плеча к правому. Я описываю сцену из кинофильма54, в котором главную роль исполнял Роберт Де Ниро, но когда я увидел эту сцену в кино, на меня нахлынули воспоминания. В 50-х годах я также осенял себя крестным знамением, проходя каждый день мимо этой церкви, автоматически бормоча под нос «во имя Отца, Сына и Святого Духа, аминь». Каждое воскресенье я входил в эту церковь, залитую светом, струившимся сквозь витражи окон, преклонял колени вместе с бабулями, перебравшимися сюда из Италии и Ирландии, глазел на статую Пресвятой Девы, стоящей на голове змеи, и слушал священника в сверкающей ризе, распевающего «In nomine Patris, et Filii, et Spirutus Sancti...», часто с ирландским акцентом. Каждые выходные я проводил по семь часов в школе Св. Иосифа (здание примыкает к церкви), — и монахини-доминиканки проверяли, насколько хорошо я выучил разделы из катехизиса.

В катехизисе была молитва, называющаяся «Вера апостола», которая, как нам говорили, воплощала суть веры:

Как праведный мальчишка-католик, я знал, что если усомнюсь в чем-либо из сказанного, то буду заклеймен как еретик и буду вечно гореть в аду. Но иногда трудно было не усомниться в логике вселюбящего Бога, создавшего мир и населившего его голодными детьми, которые впоследствии могли попасть в геенну огненную, если попытаются что-то логически оспорить или если их угораздит родиться где-то не в Европе, а там, где люди верят в другого бога. Монашкам страшно не нравилось, если мы с друзьями задавали подобные вопросы в классе, и одна из них как-то даже пожаловалась на меня маме. Несмотря на недовольство монахинь из школы Святого Иосифа, я не перестал верить в бога. Правда, позже, после того как меня исключили из двух католических школ, я столкнулся с государственной системой образования, где были и протестанты, и агностики, и евреи-атеисты. Всякий раз, как речь заходила о религиозной вере, мои новые друзья разносили в пух и прах то, что мне раньше казалось лишь мелкими логическими нестыковками в фундаменте римско-католического мировоззрения.

В юношеском возрасте у меня было два объяснения, почему я перестал ходить в церковь. По одной версии, будучи студентом-первокурсником, как-то присутствовал я на мессе и услышал, что священник ругает тех, кто сжигал призывные повестки. Я сказал себе, что независимо от политических убеждений было вопиющим лицемерием со стороны человека, представляющего Иисуса Христа, использовать кафедру в качестве трибуны для поддержки войны во Вьетнаме. Так я оставил церковь по причинам, связанным с высокими нравственными принципами. Или, по крайней мере, так я убеждал сам себя.

Естественно, добропорядочные католики, которые смотрят эту киноверсию моей жизни, могут усомниться в моем рассказе. Если уж следовать логике, то я мог бы просто-напросто выбросить из головы эту мессу, сказав себе, что этот конкретный священник оказался не на высоте. Разве монахини в школе Святого Иосифа не учили меня постоянно, что надо следовать одной из десяти заповедей — «Не убий»? Почему же лицемерие одного священника настроило меня против всего учения, проповедующего всеобщую любовь и братство?

Была и другая причина, по которой я перестал быть католиком. Но о ней я обычно рассказывал друзьям после пары бутылок пива. Звучало это так: «Эти монахини вбивали нам в башку мысль, что секс — это грех. Почему есть исключения из заповеди “Не убий”? К примеру, если тебе не запрещено бороться против Гитлера или защищать с оружием в руках монахинь от террористов мау-мау [40] , почему нет никаких исключений из запрета на секс вне брака, на мастурбацию и все прочие зовы плоти и соблазны, которые считаются смертным грехом? Как и такие вещи, как разглядывание украдкой фотографий полуобнаженных женщин в эротических журналах, разложенных на стойках в соседнем кондитерском магазине?». Для тех, кто не знаком с католическими заповедями, сообщу, что достаточно скрыть на исповеди один-единственный грех, и вы получаете путевку в ад. Когда я слушал проповедь воинствующего священника, мне было 18 лет, и именно тогда у меня начались первые длительные отношения с девушкой. Поэтому большую часть времени я проводил в счастливых размышлениях, а когда подворачивалась удача, вел себя так, что меня ждало вечное проклятие. Итак, вторая причина, которая отвратила меня от церкви, заключалась в том, что я больше не хотел чувствовать себя грешником, занимаясь сексом. И я решил, что пришла пора избрать другое мировоззрение.