Я громко фыркнула и отвернулась. Села на шкуру, прижала к себе туфли и зажмурилась, надеясь, что так тоже можно переместиться во времени.

– На!

Еще перед тем, как открыть глаза, я поняла, что под носом мясо. Пахло паленой шкурой и неповторимым запахом свежеприготовленного создания.

Одна проблема – я не ем мясо! Это моя жизненная позиция!

Я открыла глаза. Если бы могла убить взглядом – Тарзан сейчас лег бы бездыханный. Но он кремень – выдержал и только палочку с едой ко мне поближе подвинул.

– Я не ем мясо. Надеюсь, ты это понимаешь? И это не оружие! – затрясла я туфлями перед его носом, голос срывался. – Это обувь! Обувь, понимаешь?

Кажется, у меня истерика. Сорвалась!

Тарзан внимательно выслушал, подождал, скажу ли я еще что-то или закончила, а потом осторожно положил приготовленную животинку на огромный лопух. Взял плошку с водой и протянул мне.

Дескать, попей, успокойся.

– Ты меня понимаешь или нет, я не пойму. – В отчаянии я взяла из его рук плошку и отхлебнула. Силы мне пригодятся, жидкость из организма нельзя терять.

Тарзан мягко похлопал меня по спине, явно успокаивая. При этом выглядел так, будто дикую лошадь укрощает – покровительственно, уверенно, но в то же время настороженно.

А потом снова палку с жареным животным мне подвинул.

Нет, все-таки он меня не понимает!

– Я не ем мясо. Сам ешь! – Я отодвинула к нему.

Он – ко мне.

– И долго мы так будем? Хоть что делай, я это есть не буду! – Я отодвинула лопух к нему.

Ох, как он вздохнул! Будто я не пять минут ему нервы мотаю, а всю жизнь. Кажется, этот вздох мужики репетируют с рождения – вон как отработанно вышло даже у пещерного!

Тарзан подвинул к себе жареное животное, оторвал лапу и протянул мне.

– Думаешь, я не ем, потому что разделать не могу? – Я закатила глаза, отвернувшись. – Я…

И тут Тарзан всунул часть жареной ноги мне в рот!

Он не жилец! Труп!

Нет, я лучше его с собой в свой мир возьму, обрею, депилирую, а потом кормить буду исключительно травой. Моя месть будет страшна!

Я его еще на машине с ветерком прокачу, а потом вместе с ним с парашютом прыгну.

В своих мстительных мыслях я так плотно сжала зубы, что откусила кусок, который тут же выплюнула. Ножку же я швырнула на лопух, хотя надо бы в Тарзана, но мама с папой приучили бережно обращаться с едой.

Не дождусь ночи. Сделаю это прямо сейчас!

Мой выпад рассек воздух со свистом, но губы так и не достигли цели. Я врезалась в жареную ножку!

– На! – широко улыбнулся Тарзан. Глаза озорно блестят, уголки губ так и подрагивают – вот-вот улыбнется.

Мой живот протестующе заурчал.

Тарзан шумно втянул запах мяса и издевательски протянул:

– М-м-м, а-а-ах!

Смачно откусил огромный кусок и со звуками, будто ел вкуснейшее на свете блюдо, стал уничтожать ножку на моих глазах. Ему хватило трех укусов, чтобы разделаться с ней!

На губах пещерного коварно блеснул животный жир, который выделила тушка при жарке. Тарзан вытянул губы трубочкой, словно говоря – смотри, я готов к поцелую. Похоже, смекнул, что я не ем мясо, и нашел способ, чтобы я изменила своим принципам.

И я действительно заколебалась. Домой-то жуть как хочется! Потом просто сотру из памяти, будто не было.

Я медленно потянулась к его губам, чувствуя полнейший раздрай. С одной стороны, мне нужно было его поцеловать, и это был очень приятный опыт (уж я-то распробовала), с другой – животный сок на его губах уменьшал степень моего отчаяния от этого мира до стадии «может, еще потерплю здесь, а?».

Я вспомнила свои туфли, что пали смертью храбрых, зажмурилась и подалась вперед. По всем расчетам я должна была попасть точно в его губы, но этого не произошло.

Смешок Тарзана заставил меня открыть глаза и взглянуть в наглое веселое лицо. Он так широко улыбался, что было видно два ряда немного неровных, но удивительно белоснежных зубов.

Неужели древние люди не знали, что такое кариес? Вот это им повезло!

Тарзану безумно шла эта улыбка. Загорелое лицо, темные волосы, карие глаза, крупный нос и подбородок, который явно был квадратным (вот сбрею ему растительность – точно подтвержу). Сколько ему лет? Могло быть как двадцать пять, так и тридцать пять. С этой лохматостью не сказать точно. Хорош настолько, что я всерьез раздумывала, а не отомстить ли ему, забрав с собой обратно.

Чего у него было не отнять, так это природного магнетизма. Каждая поза выражала уверенность, затаившуюся силу, от которой у меня внутри все дрожало. Его улыбка уничтожала мою злость, как лучи солнца снег. Взгляд у него был какой-то особенный – ни один мой современник так на меня не смотрел. Все взгляды мужчин в большом городе быстрые, яркие, как софиты. Но вот он осветил тебя, а уже через секунду – другую.

Я вскочила на ноги, кляня себя, что думаю не о том. Живот урчанием подтвердил – не тем моя голова забита.