— Мне трудно сочинить газетный вариант. Хотя я постараюсь сформулировать суть открытия в самой доступной форме.

Академик снова уставился в стол. Корреспондентка заметила, как на его висках набухли жилы.

— В тысяча восемьсот девяносто шестом году была открыта радиоактивность. Что такое радиоактивность? Объясняю, если не вам, то во всяком случае тем читателям, которые интересуются подобного рода информацией, что сущность радиоактивности состоит в самопроизвольном изменении состава атомного ядра, то есть в определенном распаде его, вызванном его неустойчивостью. Между прочим, из двух тысяч известных в настоящее время изотопов различных химических элементов только триста устойчивы. Все остальные радиоактивны. До сих пор, то есть до сегодняшнего дня, известны четыре формы излучения: альфа-распад, все варианты бета-распада и спонтанное деление ядер. Распад четвертого типа известен еще со времен Резерфорда. Это — протонная радиоактивность.

Давид Георгадзе поднял голову, откинулся на спинку кресла и устремил на журналистку не по возрасту блестящие глаза.

— Я рассчитал радиоактивное излучение пятого типа. Естественно, пока только теоретически. С той поры прошло пять лет, пять лет неустанных трудов. Чтобы подтвердить теорию экспериментом, я почти не выходил из лаборатории. Для других проблем в моем мозгу не находилось ни малейшего уголка. Вы недавно упомянули об организационно-административной работе, так вот, даже во время этой работы я думал только о новом, пятом типе излучения.

— Эксперимент подтвердил истинность вашей теории? — неожиданно вклинилась в его объяснения журналистка.

Удивленный Давид Георгадзе заглянул в ее накрашенные глаза:

— Мне кажется, я уже уведомил вас, что эксперимент подтвердил теоретические выкладки, и плоды моего труда, описанные, лежат в сейфе.

— Извините, я, видимо, не так выразилась, — излучение какого типа представляет открытая вами радиоактивность?

Горящие глаза академика, словно в них сбросили напряжение, медленно потухли.

— Какой факультет вы закончили?

— Филологический, — и после паузы добавила: — Отделение журналистики.

— Если я объясню вам радиоактивное излучение пятого типа, не знаю, насколько вы постигнете его физическую природу.

— Мы, журналисты, все постигаем своеобразно, — улыбнулась девушка. — Пишем о теории относительности, не зная, что такое эта самая теория, пишем о квантовой физике, не имея представления, что такое квант. Так что я могу свободно писать о радиоактивном излучении пятого типа, даже не подозревая, что такое радиоактивность.

— Мне по душе ваша откровенность. А в довершение ее, может быть, будет лучше, если вы воздержитесь от опубликования нашего сегодняшнего интервью. Пока я не придам исследованию законченный вид и не сделаю доклад в Академии, не стоит создавать ажиотаж. Мы люди не привередливые, но публикация такого открытия в виде газетной информации представляется мне упрощением проблемы.

Девушка не скрывала досады:

— Значит, мне уходить от вас несолоно хлебавши. Вас, наверное, что-то обидело.

— Что вы? Я вдруг понял, что не стоит публиковать простую информацию.

Корреспондентка сунула в сумку ручку и блокнот.

— Еще раз прошу вас, не обижайтесь! — не на шутку встревожился академик.

— Не обижусь, если пообещаете мне кое-что, — улыбнулась девушка.

— Слушаю вас.

— После того, как вы опубликуете ваше открытие, первое интервью даете мне.

— Обещаю! — облегченно вздохнул Давид Георгадзе.

Девушка встала, элегантно поклонилась академику и откинула назад упавшие на лоб волосы.

— Всего хорошего! Надеюсь, вы не забудете о своем обещании.

— До свидания!

Давид Георгадзе проводил ее. Девушка шла за ним, поражаясь его шаркающей походке, худобе и дряхлости. Только сейчас до нее дошло, что, когда она разговаривала с ученым лицом к лицу, его энергичный вид и живые глаза скрадывали, нейтрализовали старческую немощность.

Давид Георгадзе распахнул дверь кабинета и улыбнулся:

— Надеюсь, ваша обида прошла?

— Что ей еще остается? — улыбнулась и девушка. — До будущей встречи!

Академик провожал посетительницу взглядом, пока за той не захлопнулась дверь приемной. Секретарша встала, будто в ожидании распоряжений. По лицу Георгадзе медленно блуждала улыбка. Он притворил дверь, подошел к столу и тяжело опустился в кресло.

В памяти всплыл вопрос корреспондентки: «Вы счастливы?»

Поразительно, он никогда не думал об этом. Вспомнил свой ответ, что не ощущал себя несчастным, а посему, стало быть, счастлив, и остался доволен им, четким, как формула. Удовлетворенно покачал головой.