Вот он снова вернулся к нам, бродяга. Что-то он нам подарит сегодня?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Над бурным яблоневым морем окно, над тёмными волнами ветвей свет. Я вижу силуэт женщины в высоком парике, вот она повернулась. Ночь не хочет отпустить меня и уговаривает остаться, но эта женщина ждёт, и тени провожают меня, тянутся и отпускают, и появляются снова. Время волнует ветви яблонь, – невнятный шелест, отблески, – она ждёт меня. Свечи в её зеркалах.

. . .

Однажды, придя домой, я обнаружил, что у нас гости. Их было двое – Король и Скарамуш, – они сидели на диване, а Элисса расставляла бокалы на журнальном столике. Я поздоровался.

Улучив возможность улизнуть из комнаты, я шёпотом спросил у Элли, что у нас сегодня на ужин.

– Я хотела приготовить курицу, но ведь это не принято, – сказала она растерянно.– Может быть, сделаем вид, что мы уже поужинали?

– Нет, не годится. А что если поужинать сладким?

– У меня есть лимонный кекс, морс, шоколад, цукаты…

– И побольше фруктов. А я достану бутылку токая. Хорошо, припасена одна.

Итак, с ужином дело было улажено, и я вернулся к гостям.

Скарамуш тем временем пел какую-то песню, аккомпанируя себе на лютне. Песня была очаровательная, но я почти ничего не понял (он пел по-итальянски) и попросил его перевести. Вот примерно о чём в ней пелось:

Есть люди, до которых хочется дотронуться рукой,

Есть цветы, которые хочется поцеловать,

Есть леса, в которых хочется заблудиться,

Есть реки, в которых хочется утонуть,

Есть женщины, на которых хочется жениться,

Есть жёны, от которых не хочется уходить,

Есть Скарамуш, и он к вашим услугам.

Потом мы мило беседовали, и Людовик спросил меня об Элиссе: "Это ваша супруга?"

Я объяснил ему, что нет.

– При живом муже это, вероятно, аморально. Надо казнить мужа, – сказал король.

– Помилуйте, ваше величество, – сказал я. – К чему проливать кровь?

– Так нужно, чтобы соблюсти законы морали, – пояснил Скарамуш.

– Ваше величество! – сказал я. – Королю позволительно быть милосердным!

– Королю позволительно не лебезить перед моралью, – сказал Скарамуш. – И этим он отличается от президента Соединённых Штатов.

– Да? – сказал Людовик задумчиво. – Это верно. Ну что ж, пренебрежём моралью и проявим милосердие.

Потом он извлёк колоду египетских карт и стал забавляться, раскладывая пасьянсы. Он взял карту короля и пригляделся к ней.

– Кажется, похож, – сказал он, наконец.

Скарамуш немедленно вытащил зеркальце и принялся разглядывать себя в нём.

– Точно! – воскликнул он радостно. – Похож, – и, погрустнев, добавил. – Только вот на кого, не могу понять.

– Замучился я с ним, – признался Людовик со вздохом. – Что ни день, то новые причуды. То ему кукурузного сока подавай, то мандарины молочной спелости.

К тому времени мы уже успели опорожнить мою бутылку, и заметив это, Скарамуш схватил её за горло и отнёс на кухню. Там он, судя по доносившимся оттуда звукам, наполнил её водой из-под крана, после чего бутылка вновь появилась на столе. Полная вина.

– Единственный фокус, которому я научился, – сказал Скарамуш. – Тем и живу.

И мы пили вино и болтали о всякой всячине и, между прочим, съели все цукаты. А потом мы танцевали и слушали музыку, и Людовик уже совершенно откровенно флиртовал с Элиссой (это при живом-то любовнике!), а Скарамуш снова и снова повторял свой фокус; он рассказывал разные забавные истории, и если его просили спеть, он и не думал отказываться.

Мы так развеселились, что совершенно позабыли о времени, и когда снизу раздался обиженный стук (шваброй в потолок), я, по привычке посмотрев на часы, сказал: "Полвторого".

– Кто это? – полюбопытствовал Людовик. – Мертвецы стучатся из-под земли?

– Да, пожалуй, – согласился я.

– Живые шумят и мешают мёртвым спать, – сказал он.

– Как это верно замечено, ваше величество! – рассмеялась Элисса.

– Однако, это не порядок, – сказал Людовик. Скарамуш кивнул и поднялся с места.

А потом мы стояли у открытого окна и прислушивались к звукам, доносившимся из квартиры под нами. Оттуда слышалось нечто, напоминавшее всхлипывания собаки, и размеренный голос Скарамуша, повторявшего тоном терпеливого милиционера: "Непорядок. Не положено. Пожалуйте в могилку. Непорядок… Пожалуйте в могилку…"