Моя жизнь с Нафаней похожа на сериал, что в изобилии крутятся на сотнях телеканалов. Только мой сосед – злой дух. Все реальнее некуда. И так получилось, что именно я помог духу найти одну крайне занятную вещь, проливающую свет на историю его появления.

Дождливым субботним утром, когда весь прогрессивный люд мирно отсыпался в своих кроватках, отходя от рабочей недели, Нафаня надоедливо теребил мою руку:

– Хозяюшко. Хватит дрыхнуть. Бидный Нафаня продрог, бидный Нафаня оголодал и питался одними тараканами.

– Отстань, жутька! Я сплю. Выходной же. Иди и возьми себе в холодильнике морковку или сосиску, – сонно пробурчал я.

– Едрить тебя, барин! – взбеленился домовой. – А ну как я тебе мусора в кровать накидаю, или льда пойду из морозилки нагребу? По-хорошему прошу! Накорми Нафаню!

Я уже проснулся и, хмуро посмотрев на духа, побрел в туалет. Нафаня, как верный пес, остался караулить около двери, периодически царапая её коготками.

– Андрейка, хвать тебя за ногу да головой об стену! Ты что вчера ел? – ехидно прогудел из-за двери барабашка.

– Отвали, Нафаня. Отвечаю, я священника позову, чтобы он обряд экзорцизма провел. Только на сей раз удачно. Надоел ты уже, – зевнул я, когда старенькая газовая колонка достаточно нагреет воду для умывания.

– Священники мне не помеха. Я крещенный и в Боженьку верую, – не унимался дух.

Когда я вышел из туалета, смерив гнома тяжелым взглядом, Нафаня, взвизгнув, помчался следом на кухню. Кто бы знал, какого соседа я себе найду, умер бы от зависти.

– Что ты хочешь, бабай? Салфетку сопли подтирать?

– Сам ты бабай. И нос у тебя огромный. И глазки поросячьи, – Нафаня обиженно закусил толстую губу, поглаживая свою соску, висевшую на груди. Однако с кухни никуда не ушел, лишь злобно засопел.

– Я просто спать хочу. А тут ты надоедаешь, – вздохнул я. – Так чего ты хочешь?

– Андреюшко, я хочу яишенку с салом на сковороде каленной. Да с перчиком душистым, – понесло вредного духа. Глаза Нафани затуманились, а из рта на подбородок стекла тягучая слюна.

– Каков гурман. Сейчас будет. Там, кстати, под раковиной подтекает. Глянь по дружбе, пока я готовлю, – я не остался в долгу, зная, что Нафаня за яичницу сделает все, что нужно. Все-таки полезно домовых держать в узде.

– Не вопрос, Андрейка, – вредный дух знал, что я не люблю такого обращения, но сдерживался крайне редко, предпочитая язвить напропалую.

– Назовешь меня Андрейкой еще раз, я тебе в яишенку горчицы добавлю, – Нафаня горчицу люто ненавидел и корчил такие морды, что голливудские комики удавились бы от зависти.

– Твоя взяла, – буркнул домовой и поплелся в ванную устранять поломку, попутно почесывая свой мохнатый зад.

Яичница весело шкворчала на сковороде. Тучи разошлись и в окно било яркое солнышко. Я цедил горячий кофе и улыбался, наслаждаясь утром. Пока из ванной не явилось нечто, возмущенно сверкая глазами. Нечто было в паутине, грязи и мазуте.

– Нафаня! Ты где так изгваздался?!

– Молчи, аспид, – Нафаня в кои-то веки был серьезен. – Там труба прохудилась, гнилая вся. Нужно новую ставить. Вот ее купишь, и я все починю.

– Не ребенок, а золотце. А я тебе яичницу сделал. Твою любимую, на сале с перцем. Без горчицы, – я решил-таки порадовать домового, который выглядел необычайно жалко и, грустно шмыгая носом, пытался очистить от грязи соску.

Мохнатая морда расплылась в улыбке, и домовой с воем кинулась ко мне. В мановение ока моя белая майка стала носить отпечаток безумно грязного Нафани. Опять стирка. Как и всегда.

Скинув майку в корзину для белья, я переоделся в чистую одежду и собрался в магазин, по привычке крикнув духу из коридора:

– Наф, тебе что-нибудь купить?

– Свежий Playboy и пачку «Беломора», – откликнулся тот из ванной, гремя железками.

Я вздохнул. Страсть Нафани к голому женскому телу порой удивляла. Но хуже всего был «Беломор». Домовой дымил, как паровоз. Ужасный запах впитался намертво в его шерсть, и даже хваленная «Шаума» не помогала. Лишь ценой трех яичниц и угроз мне удалось убедить его курить на балконе. Без «Беломора» не обходился ни один его день. Мои же сигареты дух ехидно называл зубочистками, предпочитая дымить свои папироски.

Спустя час я вернулся из магазина, держа в одной руке пакеты с продуктами, а в другой новую трубу. В недрах квартиры гремел метал, пахло канализацией и сыростью. Нафаня под любимую музыку разбирал трубы, пытаясь ликвидировать протечку.

– Нафань! – я тщетно пытался перекричать стереосистему. – Выруби своих идиотов!

– Зачем?! – не менее истошно завопил в ответ барабашка. Слух у него был, как у летучей мыши.

Чертыхнувшись, я сбросил пакеты в коридоре и, войдя в комнату, выключил орущую стереосистему. Тишиной мне дали насладиться ровно одну минуту, пока из ванной не пришел Нафаня. Весь в грязи, с «беломориной» в зубах.