— Предлагаешь взять нахрапом? — засомневался Привалов-старший. — Думаешь, этот Сережа знает кого-то серьезного?

— Ну, он явно из бригадиров — своя команда у этого абибока имеется, они за ним следом даже квартиру мою брать пошли — подставились! Так что если и не самого Казанского, то кого-то из верхушки можем зацепить.

Павел Петрович потер лицо руками:

— А если и этих упустим?

— Да хрен там! — ощерился его младший брат. — Не упустим. Я своих умельцев привлеку — они при попытке к бегству с пятисот метров…

Я вспомнил тех мужчин, похожих на волкодавов, с которыми мы брали браконьеров в Смычке, и кивнул: его словам верилось запросто.

– Ладно, ладно… По документам мы пока всё равно никого не проводили, — хлопнул по столу ладоням начальник УГРО. — Если бы это предложил кто угодно кроме Белозора — я бы послал его нахрен. А так… С маньяком же получилось? Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

Я понятия не имел, что делаю, но снова кивнул с уверенным видом:

— Сережа поплывет, точно. Надо просто надавить как следует. А аргументы почему и зачем я это сделал… У меня для этой братии заготовлены очень понятные доводы.

— И какие же?

— Сбыт! Сбыт и смертный страх.

* * *

В общем, я их уговорил, этих двух братьев-шерифов. А потом сидел в кабинете, притворяясь фикусом и, наблюдая за тем, как приводятся в движение шестерни советского правоохранительного механизма, думал — не дурак ли я?

Все мои предыдущие эскапады были основаны на послезнании, или — на откровениях Каневского. А эта хрень с «седыми» и тот напор, с которым я ввязался в приключение, явно требовали весьма пристального самоанализа.

Самым простым предположением о причинах той легкости, с которой я начал вписываться в блудняки и авантюры, стала версия новой, единой личности, которая сформировалась внутри этого тела за месяцы моего пребывания в новой-старой реальности. Ни флегматичный педант, которым являлся мой реципиент, ни собственная моя дёрганная и шебутная натура, оказавшаяся в теле Германа Викторовича, никогда не жили под девизом «слабоумие и отвага». Мы оба были людьми интеллигентными и к конфликтам не склонными. Вон, большой и сильный Белозор, оказывается, плясал под дудку Сапуна до того, как я проснулся в теле молодого Германа Викторовича после пьянки…

Да и для меня-настоящего там, в будущем, спровоцировавшая побег из Москвы потасовка с московским коммерческим директором Стёпой, который капитально меня подставил, была чем-то из ряда вон выходящим, удивительным и пугающим.

От широты душевной раздавать лещи и разбивать хлебальники я научился только здесь, в это ужасно прекрасное время. Адреналиновая наркомания и поистине берсеркерская храбрость в критические моменты проявились только в этой альтернативной советской истории. Там-то я тоже вроде перед трудностями не пасовал, но по собственному желанию лезть в самое пекло? Не-е-ет, такого я за собой никогда не замечал. Минус на минус получается плюс? Пассионарность как прямое следствие попаданства? Черт его знает…

В любом случае, представить себе, что пару лет назад я с хайбером за пазухой крадусь к серого цвета «буханке» с целью выкрасть Сережу и его подельников прямо от здания Советского РОВД города Минска — нет, на это моего воображения точно бы нехватило. Такое было нечто на грани фантастики. Даже за гранью.

— Тук-тук, — постучал я в водительскую дверцу.

— Э? — Тоха Шевченко, который изображал раззяву-водителя, глянул на меня, старательно имитируя удивление. — Ты кто, мужик?

— Там с колесом задним что-то, командир! Спускает, кажется…

— Да? Вот свинство! А мне ехать через десять минут! — Шевченко приоткрыл дверь и высунул голову наружу. — Не видать!

— Ну так посмотри получше, вон — свищет!

— Твою ма-а-ать! — он полез наружу и склонился на колесом.

А я нарочито, по-богатырски размахнулся и приложил Тохе рукояткой хайбера по фуражке. Головной убор слетел, Шевченко сделал страшные глаза и аккуратно улегся на асфальт, стараясь не запачкать форму. Он ее одолжил у кого-то из сержантского состава, и сильно переживал за сохранность обмундирования.

— А-а-а-а? — как-то неубедительно простонал он.

Ну и хрен с ним! Он мент, а не артист! Ошарашенным типам внутри «буханки» такого спектакля должно было хватить. Я дернул дверь, прыгнул на водительское место, крутанул ключ зажигания, обернулся к пассажирам и сказал:

— Ну, здравствуйте, девочки!

Выражение этих трех пар глаз определенно стоило всей этой театральной постановки!

— Ш-ш-ш-шкипер?!

Я вывел автомобиль на главную дорогу и погнал по утреннему Минску. Машин практически не встречалось: мы изначально спланировали операцию на самую рань, еще и шести не было. Очумелые граждане бандиты в салоне сидели как мыши. Их руки были закованы в наручники, тела не пришли в порядок после ночи в КПЗ и стычки в квартире, а разум окончательно не проснулся.